На следующий день спозаранку меня разбудил кочет. Славный кочет двора. Можно сказать и так: хозяин двора.
Его «кукареку» было такое громкое, такое зычное, что сон мигом отлетел восвояси, к госпоже Утро.
А она была благосклоннее ко мне, чем певун куриного насеста: приветствовала солнцем, этаким блином на сковороде, по имени небушко. Желанным и значимым готовился день для нас с Толиком. У нас ведь начнутся приятные хлопоты.
У мамы тоже были хлопоты. Только блинные. Я к ней, с улыбочкой.
– Ма, мне шпагат нужен.
– А-а, раколов проснулся!
– Ну, да!
– Тогда марш к рукомойнику, во двор, к тютине. Умоешься, да живее за стол, а то, небось, Толик счас объявится, а ты чухаешься. Вы как, сразу на речку? Снасти готовили?
– За друга сказать о готовности не могу, а я сделаю ещё одну рашницу, и всё, будет три.
– Слышал, кочет пел, а, сын?
– Да, мам. А что, примета на хороший улов?
– На улов – не знаю, а вот на дождь – возможно, так что отцов плащ не забудь, если отправитесь. Харчи сберу в кирзовую сумку. Она дебёлая. Мы с бабами величаем её «колхозница».
Не успел встать из-за стола, где жирно-масляно злили аппетит блины, заливисто залаял Трезор.
– И кто это к нам? Толика он знает, неужель гость забрёл нетутошный? Выйди, Вова, глянь.
Во двор шло приведение в зелёном одеянии. Его фалды трепыхались зловеще.
– Толян, не дурей! Трезор штаны раскроит!
– Вов, ты готов? Мои причиндалы за калиткой стоят. Ты тоже плащ бери. Отец мне плащ-палатку дал. Дождь будет, сказал. Колени его ноют к дождю.
– Ага, и наш кочет орал с утра, как оглашенный. Може, не пойдём за раками. Шлындать далеко, сам знаешь. Я там коров пас, знакомо.
– Дожжа испугался? А, Вов?
– Толян, не хохми дожжом, помоги доплести рашницу.
Друг в руках держал обруч, а я её переплетал. Работа спорилась. Новую, только что совместно сделанную раколовку, поместили в пеньковый мешок. Я зашёл в хату, взял плащ отца и приготовленные харчи: блины, кусок сала, пару луковиц, банку взвара из яблок. На крыльцо вышла мама, благословила: