нажатию на участок сбоку от каждого соска. Пришлось так же смиренно дать установить квадры под коленкой и на внутренней стороне бедра. Шесс все делал чётко и быстро, видимо не в первый раз.
Было очень сложно не дёргаться. Удерживало только понимание, что тем самым я только продлю неприятную процедуру. С закрытыми глазами было легче абстрагироваться, представляя себя на приёме у врача.
– И что дальше? – поинтересовалась, как только экзекуция закончилась, старательно маскируя нарастающий страх.
– Устраивайся поудобнее, закрой глаза, расслабься и попробуй вспомнить что-то особо приятное, радостное из своей жизни, – вместо Шорха ответил Шесс, мгновенно ставший сосредоточено серьёзным.
Он стоял справа от меня, над его рукой появилась голографическая панель, где в хаотичном порядке загорались кружочки, треугольники и квадраты. Он выборочно нажимал на разные символы, попеременно поглядывая то на меня, то на Шорха. Тот тоже не сидел просто так, активно что-то исправлял на своей панели.
Маленькие квадры едва ощутимо начали пульсировать, рассылая по коже приятное тепло, постепенно расслабляя напряжённые мышцы. Веки потяжелели, и я прикрыла глаза.
Ленивая нега медленно окутывала все тело, погружая в странный транс, очень похожий на сон. Невероятно реалистичный сон.
5. Глава 5
Первая картинка, всплывшая в сознании, - это яркий свет, резанувший по глазам, первый болезненный вдох и крик, мой крик громкий и отчаянный. Потом уютное тепло, успокаивающее, окутывающее заботой и улыбающееся лицо моей мамы. Уставшая, но счастливая, она казалась мне слишком большой и молодой, но её родное тепло мгновенно прогнало испуг, и я успокоилась. Перестала кричать.
Следующие картинки были такими же яркими, живыми на ощущения и эмоции. Не знаю как, но из глубин моей памяти стали появляться действительно самый счастливые моменты моей жизни. Давно забытые, потускневшие от времени, сейчас, они вновь заиграли радостными красками, как наяву пробуждая все чувства, что я испытывала в тот промежуток времени.
Чем старше становилась я сама, тем шире и многообразнее становились чувства. Появлялись не совсем приятные оттенки. Первая обида, боль и разочарование.
Ещё одна яркая картинка. Мама, улыбаясь, гладит меня по голове, прижимая к себе в защитном жесте. Отец же, ещё молодой, здоровый и самое главное, живой, подходит сбоку.