Голос Мэри понизился до обольстительного мурлыканья, она была явно заворожена провокационными словами, которые выбрала для описания собственной сладострастной фантазии. И все же Честити не пала жертвой пыла или чувственности этого образа, в ней совершенно точно не пробудилось ничего возбуждающего, эротического.
– Только представь, сестренка, каково бы это было – попробовать запретный вкус греха.
Честити нахмурилась: она всегда считала, что грех на вкус довольно горький, и это совсем не сладостное блаженство, как уверяла Мэри.
– Миледи, вы окажете мне честь?
Незнакомец потянулся к руке Мэри. Сестра медленно взмахнула сжатым в другой руке веером, позволив кружевной канве прошуршать над глубоким декольте. Эта нехитрая операция позволила тяжелому аромату духов облаком подняться вверх и окутать Мэри с пригласившим ее джентльменом. Мужчина еле заметно вдохнул благоухание, его темные глаза под маской на короткое мгновение закрылись.
– Весьма польщена, – отозвалась Мэри пылким голосом и одним щелчком сложила веер, разрешая скрытому под маской джентльмену повести себя на танцевальный паркет.
Пру и Мерси отошли к стене, затеяв разговор с Рут, их новой невесткой. Честити решила остаться на месте, не в силах отвести взгляд от старшей сестры и мужчины, с которым она танцевала.
Щеки Мэри раскраснелись, ее губы приоткрылись в кокетливой полуулыбке, которую Честити никогда не удавалось повторить – впрочем, она никогда особо и не усердствовала в этом. Маска, скрывавшая лицо Честити, давала ей некоторую иллюзию приватности, и она воспользовалась этим ощущением, чтобы внимательно наблюдать за танцующими перед нею парами. Вино и шампанское лились рекой, время текло неумолимо. Толпящиеся в зале гости определенно чувствовали себя все более и более раскованно. Теперь Честити могла явственно ощущать, как туманная пелена соблазнения, еще совсем недавно устилавшая пол, медленно вздымается вверх и окутывает всех присутствующих.
Честити вдыхала страстное желание, висевшее в воздухе. Этот воздух был вязким, одурманивающим смесью сладости и пряности. Он затуманил голову Честити, обволакивая, заставляя чувствовать себя безвольной, сонной и в высшей степени расслабленной.
Через прорези для глаз она оглядела зал, изящно помахивая кружевным веером вперед-назад, чтобы разогнать воздух и попытаться прочистить голову от приторного, чувственного аромата, который, казалось, наполнил собой все вокруг. Прямо перед Честити маячили приоткрытые всего на несколько дюймов застекленные створчатые двери, к которым она и устремилась. Ей отчаянно требовался воздух – свежий, способный прояснить сознание.