И, конечно, Женя не могла видеть в маме хрупкую, застенчивую девушку, которой в своё время пленился отец, потому что к тому моменту, как девочка стала себя сознавать, мама была красивой статной женщиной с прекрасными волосами, нежной улыбкой и материнскими всевидящими глазами. И громким, звучным голосом.
Рассказ о маме был редким подарком, как прикосновение к волосам ладони той, чьё незримое присутствие согревало этот добротный дом. Не только отец тосковал по маме! И Жене не хватало её насмешливого разговора, сочувствия, поддержки. И само собой вышло, что история о маме и папе вошла в душу дочери как откровение.
Несколько спустя Женя стала сравнивать историю родителей со своим знакомством с Кириллом. Её проигрывала, особенно финал.
У них с Кириллом было не так. Спокойнее, проще, обиходнее, что ли, без страстей, по-бытовому. Попросту говоря (как если бы ответить на прямой вопрос Васьки), молодой человек, Кирилл, то есть, оказался неравнодушен к её стряпне – сейчас, издалека было отчётливо видно, что именно это перевесило все остальные Женины достоинства. Отчего же сейчас-то она это углядела? А раньше? Раньше Женю это не волновало, настолько упоительно развернулась жизнь: наконец-то кто-то её полюбил, кроме мамы и папы!
Мама умерла не разом, не скоропостижно, о болезни Женя знала, но к потере всё равно была не готова, и коротнуло её незаметно – Женя перестала смеяться, улыбалась, но не смеялась. Она сама обратила на это внимание, когда Кирилл своим простодушием сумел рассмешить её. А дело было так.