Информации о Эроне Раухе было катастрофически мало, будто память о нем постарались стереть. Отыскала только старинные архивы местного легендарного клуба, в котором он выступал. Клуб существовал до сих пор, и в нем хранился лист из его музыкальной тетради. С нотами! Оригинал загадочным образом потеряли, зато осталась копия. Вот бы ее достать… Увы, из резиденции владыки мне не выйти. Не выпустят, да и небезопасно ее покидать. Бьюсь об заклад, Орден меня активно ищет. Надо попросить кого-нибудь сходить в клуб и сфотографировать трофейный лист на мой телефон. А потом найти того, кто сыграет записанную на нем мелодию. Да уж, задачка!
Внезапно донеслись звуки – неприлично громкие для магической шумоизоляции. Кажется, бахнула входная дверь. Оживление в коридоре, неразборчивые голоса охранников. Все быстро стихло, артефакт сигнализации на стене успокаивающе помигал зеленым и погас. Что произошло? Соваться проверять было глупо, но где умные решения, а где я…
Отложив планшет, я приоткрыла дверь своей комнаты, протиснулась в коридор. Сердце стукнуло о ребра и замерло, пронзило взглядом угольно-черных глаз. Таким родным и таким чужим… Кеннет выглядел куда лучше, чем в наш последний разговор. Ни бледности, ни залегших теней под глазами. Его крепко обнимала Августа, по-хозяйски радушная, словно всегда во владыческой резиденции жила. Он как-то символически коснулся ее плеча и отстранился.
– Ну привет, – сказал мне с совершенно неопределимыми интонациями, – ничуть не удивлен, что ты здесь.
Я облизала пересохшие губы, не в силах вымолвить ни слова. Не удивлен… Ну да, не удивлен. Где еще я могла оказаться, исчезнув из Междумирья. Раз ему стало известно, что мама тут, то точно догадался, что без меня не обошлось. Злится?.. Да Кеннет в бешенстве должен быть! Но в нем не читалось ровным счетом ничего, сколько ни вглядывалась. Под рубашкой неизменно черного цвета тоже не удавалось рассмотреть ни повязку, ни следов от недавних порезов. Закрытой была и застегнутой абсолютно на все пуговицы.
– Я так и думала, что ты приедешь, – тепло улыбнулась Августа, – когда узнаешь про суд.
– Никак не мог его пропустить, – как ни в чем не бывало отозвался он.
В горле стоял ком, сердце пропускало удар за ударом. Одновременно хотелось и кинуться ему на шею, и слиться со стеной, будто меня нет. Чем-то пугающе незнакомым веяло от всего его облика. От равнодушно расслабленной позы, от идеально лежащих волос, от холода в глазах. Если бы не черты лица, каждую из которых я помнила досконально, то приняла бы за другого человека. В памяти всплыли слова Лукаша про вторую фазу: «Никакой злости, убийственно безэмоциональное спокойствие и сплошной трезвый расчет». Надеюсь, это она, а не… конец.