Худой вдруг перестал бить руками и затих. Жуткий булькающий хрип смолк. Но белки глаз в темноте по-прежнему смотрели на Николая.
И тут тряхнуло. Да так, что стеллажи, сложившиеся шалашом над Николаем, заскрежетали и чуть не обвалились. Что-то оглушительно грохнуло, полыхнуло огнем и рухнуло. Где-то там, где был костер. Потом опять грохнуло.
– Всем стоять! Оружие на землю! – послышался металлический мегафонный голос.
Затем ударила очередь, совсем непохожая на автоматную, что-то крупнокалиберное, и снова металлический голос:
– Стоять, я сказал! Теперь всем выйти на свет!
И вспыхнул свет. Белый, резкий. После темноты он казался ослепительным.
Николай вжался в упершийся ему между лопаток угол стеллажа.
«Меня не видно…» «Меня не видно…»
И действительно, едва ли его можно было здесь увидеть. Со всех сторон Николая закрывали упавшие стеллажи, а к костру, туда, где теперь резал глаза ослепительный бело-синий свет, вел узкий, едва заметный лаз.
Послышались звуки множества ног, неясные восклицания, что-то упало, что-то потащили. Затем голос уже не металлический усиленный мегафоном, а обыкновенный живой, зло сказал:
– Ну что, Петрович, допрыгался, гад?
Потом, что-то неразборчивое и голос Крапивы:
– Еще двое должны быть. Худой и Миротворец.
– Какой Миротворец? Тот самый? – удивился злой голос.
– Ну да!
– Надо же! Ну-ка, ну-ка, посмотрим!
Что-то зашуршало у входа в лаз, ведущий к Николаю. Потом послышался металлический скрежет и опять шуршание, но уже ближе. Николай понял, что это, и поспешно отодвинул от себя бесполезный автомат. Мелькнула запоздалая мысль, что у Худого наверняка есть запасные магазины, да чего уж теперь.
Безголовая «собака» выползла из-за покореженной металлической основы стеллажа у самого входа в лаз. Что-то щелкнуло у нее внутри, прожужжало. Николай напрягся. Черт ее знает, вдруг стрельнет чем-нибудь. Не стрельнула. Вместо этого, откуда-то из ее тела, послышался тот же злой голос. Только он уже не был злым. В нем слышались и любопытство, и насмешка.
– Ну, здравствуй мил-человек. Выходи. Чего прячешься!
Николай не сдвинулся с места.
– Выходи, выходи! «Не боись»!
Николай подумал, что точно так же «не боись» и с почти такой же интонацией говорил ему Петрович.
Собака, перебирая лапами, отползла влево, освобождая путь к проходу.
Ну, что же. Делать нечего, нужно идти.