Конечно, оба студента Суриковского института много рисовали, ведь нагрузка в вузе была колоссальная. Но запах масляных красок и растворителя теперь все чаще мешался с ароматами кухни: деловито нахмуренная Надя, подпоясав вокруг тонкой талии холщовый художественный фартук и листая толстую бабушкину поваренную книгу, прилежно осваивала науку домашней заботы. А как самозабвенно дочь теперь бегала по магазинам в поисках чего-нибудь повкуснее, как тщательно мыла полы!
Марине, которая никогда не претендовала на особенное внимание дочери, было жалко не времени, которое Надя отдает хозяйству, – ей было жалко саму Надю. Она наблюдала, как ее девочка становится все скучнее и строже, уступая Вадиму право на творчество, как будто художником в их паре мог быть только кто-то один. Марине казалось, что в лице и звонком голосе дочери начинают проступать ненавистные ей с детства фельдфебельские повадки Галины Дмитриевны. Но, верная себе, она старалась не вмешиваться. Может быть, только чуть чаще стала расспрашивать дочку об ее художественных делах и чуть настойчивее хвалить необычные полотна, которые Надя, к сожалению, писала все реже. В какой-то момент Марина увидела, с каким раздражением Надя снимает с подрамников холсты со своими «девочками», и испуганно спросила:
– Надюша, ты что? Убираешь их?
– Мам, у меня и на обязательные картины времени нет, а тут это… И новые холсты нужны, у нас же экзамены скоро.
Я купила метражом, сейчас это сниму, Вадька вечером натянет, а эти работы пока суну куда-нибудь.
Марина промолчала, но назавтра по дороге с работы зашла в художественный магазин и купила огромную папку с тесемками, куда и сложила прелестные и яркие работы дочери. И спрятала на антресоль, будто спасая.
На свадьбе дочери Марина была веселой и нарядной, но буквально через неделю после торжества уехала в Питер с любимой подругой Лариской, которая понимала ее с полуслова.
– Отдохнешь, развеешься и перестанешь хоронить свою Надю. И себя заодно. – Лариска трясла пергидрольными кудрями и широко улыбалась, показывая кривоватые, не знавшие брекетов зубы.
Отказаться было невозможно. Да и не хотелось. Несмотря на безупречное воспитание Вадима и собственную готовность принимать все перемены в жизни дочери, Марина теперь на Плющихе чувствовала себя как в гостях. Ей все время казалось, что она мешает молодым.