Мужчина в бордовом одеянии, что вышел от императора Василия, сначала стремительно прошел мимо меня, но потом вдруг остановился и обратился ко мне:
– Парень, ты прибыл вчера из Константинополя вместе с господином, что теперь находится на аудиенции у императора?
Я почтительно поклонился мужчине в бордовых одеждах. Чутье подсказывало мне, что он должен был быть каким-то важным господином при трапезундском дворе.
– Да, я прибыл вчера вместе с господином Андреем Ливадином на корабле принцессы Ирины Палеологини, – учтиво, по всем правилам отвечал я.
Подняв глаза, чтобы хорошенько изучить заговорившего со мной господина, я увидел широкое лицо с немного заостренным кончиком носа и короткой бородкой. Маленькие, глубоко посаженные глаза цепко и требовательно смотрели на меня, отчего мне сразу стало не по себе.
– Кто такой твой господин, что ему было отведено место на корабле ромейской принцессы?
– Господин Ливадин прибыл в Трапезунд по личному приглашению Его императорского Величества, властителя Трапезунда Василия, – подчеркнуто замысловато ответил я, точно так, как учил меня Ливадин.
– Чем именно твой господин занимался в Константинополе? – продолжил расспрос, более похожий на допрос, мой короткобородый собеседник.
– Господин Ливадин служил в императорском скриптории.
– И давно ты находишься в услужении у господина Ливадина?
– Мой отец Иоанн Серапул отдал меня в ученичество шесть лет назад.
– Серапулы – знатный константинопольский род, – удивил меня важный господин знанием моей родословной и посмотрел на меня с большим интересом. – Как тебя зовут, парень?
– Филат, то есть Феофилакт Серапул, – впервые запнулся я.
– И чему именно учит тебя твой господин и учитель?
– Арифметике и риторике, копированию рукописей и иноземным языкам, – начал старательно перечислять я.
– Знание иностранных языков – редкий и крайне полезный навык, – согласился суровый господин и заговорил со мной на неизвестном мне наречии, сплошь состоящим из каких-то резких и шипящих звуков.
На моем лице застыли недоумение и полнейшая растерянность. Тогда короткобородый господин принялся говорить со мной на вольгаре. Я отвечал уверенно, ведь у меня была хорошая практика с капитаном Джованни все те дни, что мы плыли из Константинополя в Трапезунд. Однако на этом требовательный господин не остановился и перешел на язык франков, которому, по указанию Ливадина, меня обучал один из писарей нашего скриптория в Константинополе. Я не был уверен в успешности тех занятий, так как мой тогдашний учитель сам плохо владел франкским языком. Впрочем, я смело отвечал на все вопросы важного чиновника в темно-бордовых одеяниях. Насколько мои ответы удовлетворяли требовательного собеседника, мне оставалось лишь догадываться, ведь его лицо оставалось непроницаемым для каких-либо эмоций.