– Если тебе не нравится, то можешь называть меня господин Феофилакт Серапул, – съязвил я, понимая, что появился мой неуловимый сосед, который оказался не рад моему заселению в комнату.
– И откуда ты явился, господин Серапул? – недовольно фыркнул Михаил Панарет.
– Из Константинополя, – с таким же вызовом в голосе ответил я, ведь поддаваться и робеть перед своим соседом, кем бы он ни был, я не собирался.
– Я слышал, что три дня назад из Константинополя приехала ромейская принцесса – невеста императора Василия.
– Так и есть, – подтвердил я. – Я прибыл в Трапезунд на одном корабле с принцессой.
– Ладно, не обижайся, – неожиданно примирительным тоном отозвался мой новый сосед, а я несколько удивился такой резкой перемене, приготовившись в разговоре с ним отвечать колкостью на колкость.
– Мой отец служит при дворе в должности претора дима47, – со значением сообщил мне Панарет.
Скорее всего, парень рассчитывал впечатлить меня подобным заявлением, но в те далекие времена я мало разбирался в иерархии придворных чинов Трапезундской империи, что, как выяснилось немногим позже, незначительно отличалась от иерархической лестницы Константинополя, знанием которой я в свои молодые годы также отчаянно пренебрегал. Единственным значимым титулом, способным по-настоящему меня впечатлить, вызвав смесь восхищения, страха и трепета, был императорский, так что у Михаила Панарета и его отца не было ни единого шанса.
– Моего отца заверили, что в этой комнате я буду жить один, – пояснил мне Панарет.
– Почему? Ты боишься других людей или стесняешься компании? – насмешливо осведомился я.
– Нет, но высокий статус моей семьи должен соответствовать… – замялся парень. – Вот какой чин, к примеру, имеет твой отец при дворе в Константинополе?
– Мой дед был мистиком48 при отце нынешнего ромейского императора Андроника49, – припомнил я, решив умолчать про своего отца, ведь он никогда не был императорским чиновником и всю свою жизнь лишь проматывал то огромное состояние, что оставил ему мой давно умерший родственник.
Панарет радостно улыбнулся, как будто заявление о высоком чине моего деда при императорском дворе в Константинополе более пятнадцати лет назад имело для него какое-то на редкость важное значение.
– Ну а пока мы с тобой, Михаил, сами не имеем придворных чинов, то вполне можем делить одну комнату на двоих, – весело заключил я, на что мой сосед вяло кивнул.