– Салют, красотка! – Сергей заглянул в глубины разреза, пожал руки собравшимся, сунув папку под мышку. – Шеф у себя?
– Привет! – Ирочка изобразила застенчивость. – Да, но там Лобов.
– Они-то мне и нужны.
Продажник перегнулся через стол, похотливым взглядом оглядел очаровательные ножки и пододвинул телефон. Секретарша изобразила смущение. Коллеги, привыкшие к наглости и вседозволенности любимчика шефа, завидовали молча.
– Пал Палыч! – Манагер нажал на спикерфон для демонстрации превосходства.
– Да, Сергей Михайлович! – Только к одному человеку на фирме босс обращался по имени-отчеству, хоть и на «ты».
– Можно зайти?
– Заходи, дорогой.
Чувствуя спиной волчьи взгляды коллег, Ерошкин вошел в кабинет.
– Здра-а-авствуйте, Александр Сергеич!
Сергей пожал руку Лобову, практически копии последнего генсека СССР Горбачева, но без родимого пятна и с чуть большим количеством волос. Старик вместо денег приносил фирме много шума из ничего, заслужив снисходительность вместо уважения. Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Александр Сергеевич жил по понятиям прошлого, ища прибыль в связях. С переходом к рыночной экономике остался коммунистом, но без выпячивания убеждений. Как все мягкие по природе люди, являлся сторонником «жесткой руки», дома хранил бюст Сталина.
– Здравствуй, Сергей Михалыч! – Лоббист привстал для приветствия. – Как здоровьице?
От этого вопроса автоматически хотелось к Галке, на диагностику. Через шесть секунд мозг напомнил: тридцать пять – еще не возраст.
– Вашими молитвами, Александр Сергеич. Как ваше драгоценное? – Продажник плюхнулся в кресло, положив папку на колени.
– Диабет замучил, надо ложиться в больницу… Давление скачет, сердечко пошаливает…
– Старость не в радость.
– И не говори! Надо что-то делать… На днях ездил к знахарке… – Лобов в красках описал лечение народными средствами.
– Кстати, Сергей Михалыч, – вмешался в диалог директор, – с утра хотел спросить, где так подзагорел? В отпуск вроде не ходил…
– Мотаюсь по городу, а не в офисе просиживаю. Хоть не на свежем, но все-таки воздухе.
– Александр Сергеич тоже покраснел… – Горевой рассмотрел лицо лоббиста.
– Это от стыда, – пошутил Ерошкин.
– Вечно он надо мной смеется! – Лобов сделал обиженный вид.
– Я ж любя, Александр Сергеич. – Виновник сделал извиняющийся вид. – Вы ж для меня, как Пушкин – наше все!