У военкома и на это свой расчёт:
– По погибшим платят другим макаром и один раз.
Майор вышел в начальники из местных и не чурался земляков. Шепнул военную тайну:
– Скорее всего, на каком-либо задании ваш Егор. Может, и за границей. Вот поглядите, моя будет правда.
При другом случае погордиться можно было бы секретным заданием сына, но ведь неспроста ни с того ни с сего эти почтовые проценты-переводы идут, всё-таки стряслась с Егором какая-то беда. Бог с ним, с Днём Советской армии, но и в День Победы весточки не подал…
А что не нравятся сваты, то сроку той занозе – с самой войны. И не он тому виной. В 41-м, при оккупации, выбор в селе встал одинаково для всех: или в партизаны на еловые шишки, или в полицаи – на сало. Времени на раздумья не оказалось, власть в районе поменялась за одну ночь. И вышло у них со сватом глядеть друг на друга из разных окопов. И хотя по молодости война случилась, и отсидел за свою белую повязку на рукаве Пётр сполна, знаться с ним Фёдор более не желал категорически.
Сюрприз поджидал Фёдора через несколько лет, когда подросли дети и пожелал его Иван взять в жены дочку Петра и Мани. Уж как просил не связываться! Грешным делом даже на городских девок кивал, приезжавших летом на молоко и чистый воздух. Сын лишь усмехался, подтверждая свою взрослость:
– Такой же чернозём, только издалека привезён.
– Но она ж дочь полицая! А потом полицайские внуки пойдут!
– Внуки будут партизанские.
– Ох, Ванька, дуришь.
– Не, батя, не дурю. Люблю, – бесхитростно улыбался Иван. – И жить нам с ней до гроба.
Пророчество нестрашное, если проговорено шуткой. Только вот с Чернобылем слишком быстро всё исполнилось наяву…
Вообще-то плохо старикам в дальней дороге, слишком много дум за порогом ждёт. А за спиной к тому же топают маленькими ножками новые большие проблемы. Переводы от Егорки и держат на плаву…
– Анютка!
– Аюшки?
– Ты там жива?
– Иду. Я прыткая.
– Не хвастайся. Жди, когда другие похвалят.
– От других дождёшься.
– Ох, не того боишься, девка. Люди страсть как любят косточки друг у друга перемывать.
– Тут правда твоя, дедуль. Зойка Алалыхина надысь такое отчебучила – слыхом не слыхивала о себе подобного, – Аня вздохнула своей горемычной судьбе. – Сама как роза из навоза, а туда же… Да что тут говорить, сам, небось, натерпелся за жизнь.