Процесс оказался трудоемким и небыстрым. Зато состояние практически полного анабиоза, в котором находился объект, неожиданно сослужило свою положительную роль: подвергаемый немилосердным манипуляциям, Широков не дергался, не кричал, не давал ценных указаний и даже не блевал, чем весьма порадовал каплея Филимонова, находившегося внизу и принимавшего измученное алкоголем тело бывшего сослуживца.
Его напарник Прудников, в свою очередь, очень точно оценил состояние незапланированного аврала в стихотворной форме:
Ох, нелегкая это работа:
На подлодку тащить обормота!
Взмокнув, как в бане, выбившись из сил и потратив не менее часа драгоценного времени, они наконец водрузили живой экспонат на жесткое деревянное ложе прямо в киповской лаборатории. Переведя дух, Володька Прудников вопросительно глянул на Соловьева:
– Гражданин начальник, может, нам того… с устатку… исключительно для поддержания колоссально растраченной унутренней энергии… в целях молниеносного оздоровления физически и психологически расшатавшихся организмов…
– Ох, Володя, как только тебя в Оленегубской комендатуре терпят! Сказал бы коротко: плесните шила. Думаю, что для нас всех это будет сейчас весьма актуально. Тьфу! Вот и я словесным поносом мгновенно заразился! Эй, хозяин! – обратился Генка к Филимонову. – Обслужи-ка страждущих и нуждающихся. Тьфу еще раз!
Анатолий мгновенно вытащил из шкафа со служебной документацией четыре разнокалиберные чашки и трехлитровую стеклянную банку со спиртом. Соловьев укоризненно покачал головой:
– В мое время у киповцев аккуратные стопарики имелись и металлическая канистра под размер «дипломата». Не дай бог, стекляшка разобьется! Ладно, закончим успешно стрельбы, и я лично презентую тебе соответствующий походный набор.
Пока шило аккуратно разливали по емкостям, Филимонов принес из ближайшего гальюна холодной воды.
– Вот только с закуской… извините…
– Ладно-ладно, не тушуйся, мы ж тут не пьянствовать собрались. Вот, помню, у нас в комендатуре…
Рассказать до конца, безусловно, занимательную историю Прудникову не удалось. Одновременно с последним бульком благословенной жидкости в последнюю, четвертую, чашку с деревянного топчана раздался поразительно трезвый голос:
– Мне, пожалуйста, шила на два пальца. И разводить не надо. Будьте так любезны.