Почти год провел Иван по тюрьмам и лагерям. Потом приехали какие-то офицеры, всех выстроили, предложили вину свою искупить кровью. Вызвался в числе первых. Штрафбат. В первой же атаке половина батальона полегла. Он выжил, но был ранен пулей в руку. К счастью, кость оказалась не задета, хотя крови потерял много. Месяц в госпиталях. Должны были отправить в обычную часть, «искупил же кровью», но при сверке документов кто-то заметил, что Иван старостой у немцев был. «Да как же это? Старосту и в обычную часть?!» Снова штрафбат. Очередная атака и большая часть батальона осталась лежать на поле. Иван снова выжил, раненый осколками мины в обе ноги.
И опять госпиталь, на этот раз два месяца. И снова не поняли кадровики – как это, старосту и отпускать в строевые части? Штрафбат, третья атака, выбило почти всех. Санитары нашли Ивана, уже совсем умирающего, но приволокли, доставили в госпиталь. Четыре осколка в груди, тяжелое ранение, шансов на выживание, как сказал врач, – один из десяти. Но он его использовал. Полгода по госпиталям. И – снова комиссия. На этот раз, видимо, судьба сжалилась – отправили его в обычную пехоту. Там он вскоре прибился к батарее, стал подносчиком снарядов, потом заряжающим, потом уже и орудийным расчетом командовал.
В каких только передрягах побывать довелось, еще были и ранения, и контузии, но выжил Иван, назло всему выжил. Но, как начальство представления отправит на ордена-медали, в штабе сразу смотрят: «Так он же старостой был! Этого вычеркнуть!». Так без наград боевых он и остался. Закончилась война с немцами, успел Иван и с японцами повоевать. Демобилизовали рядового Ковальчука только в сорок шестом.
Вернулся домой, а дома и нету. Жена с детьми под бомбами погибла. Чьи бомбы – кто знает? И наши, и немцы бомбили. Из всей большой родни лишь племянница выжила с дочкой и сыном. Остальных никого не осталось. Кто погиб, кого в Германию угнали. У родственницы и остановился, начал помогать ей с хозяйством, но через неделю за ним пришли. Кто-то сообщил куда надо, что староста бывший объявился. Десять лет дали, в пятьдесят третьем по амнистии вышел, но без права проживания в городах и выезда из области.
Завербовался Иван на лесоучасток. Год поработал, пообвыкся. Съездил в город, зашел в детдом, выбрал из старших приглянувшуюся девчушку, которой уже семнадцать стукнуло. Выправил документы, забрал с собой, в конторе лесхоза поставили штампы в паспорта, что женаты. Выкопал в горе землянку, первую зиму в ней прожили. На следующий год уже небольшой дом поставил.