Колька, парень лет двадцати пяти, самый молодой в компании, кивнул, поднялся и молча направился к столу. Через минуту все сидели с налитыми на треть кружками и немудреной закусью из хлеба, сала и лука в руках.
– Во, це – дило! Ну, за женщин! И с ними плохо, но и без них, если рассудить, – совсем никуда! – сказав сей краткий, но емкий и философский тост, рассказчик опрокинул в себя разведенный спирт, крякнул, занюхал рукавом и медленно, с чувством, начал уничтожать бутерброд с салом. Дожевав, ладонью обтер коротко стриженую бороду и усы, затем продолжил свое повествование.
– Так, о чем это я? А, вспомнил – про Студента! Короче, подался он в Москву в отпуск. Ну, а что? Маманька там у него, два года не виделись, только письма писали, она – пять, он ей – одно. Друзья, какие-никакие, но, наверное, остались. Бабки у него были – куда здесь потратишь? Да и отпускные за два года выдали. Короче, поехал при деньгах приличных. Зима только начиналась, до льда еще месяц ждать. Успел он на последний теплоход. Зачем-то всякий полевой бутор с собой взял. Ну, по-разному бывает, может, человеку с Воробьевых гор захотелось на камусных лыжах покататься, пофорсить… Но только никто у нас и представить не мог – как он там, в отпуске своем, на самом деле время проводил! После только узнали, что каждый день утром, когда народ на работу едет, он в этой толпе спускался в метро и часа два по всем веткам катался. Все ничего – кто запрещает? Хочешь кататься – катайся! Но этот Студент ведь не просто так – он ведь с понтами все делал!
Михалыч закурил и снова ненадолго замолчал, с заметным удовольствием оглядывая широко открытые глаза окружающих, увлеченных его очередным рассказом. Огонь снова начал угасать, но Колька поправил положение, подбросив сразу большую охапку сухих сучьев. Пламя весело затрещало, раздвигая темноту и освещая лица четырех человек, сидевших вокруг костра. Сноп ярких искр отправился в низкое небо.
– Спускался он в метро с выдумкой приодетый. Шуба длинная из светлых зимних волков, расстегнутая. Под ней – толстый свитер с оленями. На голове – ушанка большая, мохнатая, из росомахи пошита. Унты на ногах до колена, вы не поверите, полностью – соболь, черная головка, высший сорт! Умереть – не встать!! На руках – огромные рукавицы-шубинки, сверху чернобуркой крытые. За плечами – поняга, к ней с одной стороны карабин приторочен в чехле, с другой – топор с метровой рукоятью. Мешок из грубой дерюжины в поняге шишкой кедровой набит.