– Я знал, что вы поймёте, о ком я говорю, учитель. Ник говорит, что он слишком похож на меня…
– Разве для отца это не повод для гордости?
– Я горжусь им, Гектор. Но и боюсь за него. На этом пути слишком много штормов.
– Буря пройдёт, но море останется, Люк. Когда тучи разойдутся, звёзды покажутся ярче. Все мы ― капитаны своих кораблей, вести которые приходится в непогоду и в штиль. Из вашего с Мэри сына выйдет хороший капитан. Я верю в это.
– Спасибо, Гектор, ― Люк улыбнулся, и его улыбка была такой же светлой и немного грустной, как много лет назад.
Он снова не выспался и во время занятий с отцом был невнимателен и никак не мог сосредоточиться. Дело даже было не в усталости, а в бесконечных мыслях о корабле из сна. Ему по-прежнему казалось, что такие сны не приходят просто так.
Когда Люк спросил, в чём дело, мальчик ответил, что плохо спал ночью и у него сильно болит голова. Отчасти это было правдой. Он думал, что отец не станет прерываться, но тот лишь вздохнул и отправил его отдохнуть. Артуру ужасно не хотелось его разочаровывать, но в голове и правда всё гудело, поэтому он кивнул и пошёл к себе.
Но на полпути к каюте Артур передумал и решил отправиться на верхнюю палубу. У него был свой уголок, где он мог побыть в одиночестве, и именно там мальчик любил предаваться своим мыслям и мечтам, не боясь, что кто-то отвлечёт его от этого занятия.
Он долго смотрел на волны, пытаясь прийти в себя. Обычно созерцание моря приносило ему успокоение. Можно было, конечно, сходить к маме и попросить дать ему настойки, которую она готовила по рецепту бабушки Кэтрин, или к дяде Нику, у которого тоже всегда было в запасе какое-нибудь лекарственное средство, но почему-то Артур подозревал, что это ему сейчас не поможет.
Он не хотел расстраивать отца, хотя знал, что он его поймёт. В последнее время Люк часто пытался расспросить его о том сне, но мальчику было нечего прибавить к тому, что он уже рассказывал. Да и его собственные чувства были так непонятны ему самому, что он не смог бы ни дать им какого-либо названия, ни описать. Почему-то на ум сразу приходило слово «тени», и больше ничего. Раньше оно означало всего лишь тёмный силуэт на земле в солнечный день. А теперь приобрело какие-то расплывчатые черты и вмещало в себя и сомнения, и страхи, и неявные надежды на что-то.