Я вздрогнул, а Регина продолжала:
– Отец меня отдаёт за него. Васька отцу уже двух коней дал… У Васьки была жена. Простудилась, умерла…
Я почувствовал смертельную ненависть к этому мордастому Ваське. Я не согласен был отдавать ему Регину. Я готов был биться с ним смертельным боем.
Земля пьяно плыла у меня перед глазами, я хватался за траву, вырывая её, а Регина добивала меня:
– Он даже бьёт меня иногда… Требует, чтобы уже теперь я приносила ему еду…
Васька, видимо, понял, что говорят о нём, сполз с телеги, бросил хомут и, подойдя ко мне, хрипло выдохнул:
– Чава нада?
Я встал и с ненавистью смотрел в его тупое лицо. Мне хотелось его ударить, но я видел, что мне с ним не справиться: Васька был больше меня вдвое. От бессильной злобы на глазах моих навернулись слёзы. Я кивнул Регине и пошёл прочь.
Горькая обида душила меня. Я злился на себя, на то, что молод, что не могу вот взять да и сделать Регину своей женой. Я чуть не плакал от досады, что мне всего семнадцать, что нет под ногами твёрдой почвы, что ещё год учиться в школе, что заикнись я отцу о женитьбе, – он, пожалуй, снимет с крюка ремень…
Регина догнала меня у самой деревни и, виновато заглядывая в лицо, сказала:
– Не сердись! Он очень грубый…
Я невесело улыбнулся ей, и Регина побежала обратно, крикнув на прощанье:
– Я завтра приду!
Я прошёл к дому напрямик, чужими огородами. Тяжело шевелилось во мне обидное предчувствие, что скоро всё это кончится. Уедет табор и – прощай любовь! Оборвётся всё. Пусто и одиноко будет мне в этом мире. Пусто и одиноко…
Весь вечер и всю ночь мучило меня это чувство безнадёжности моей любви, и едва дождавшись встречи с Региной у лога, у старой развилистой берёзы, я шагнул ей навстречу, крепко обнял и стал целовать. Регина, притихшая и счастливая, покорно подставляла мне тёплые губы.
Вдруг меня что-то рвануло за воротник рубашки. Я отлетел от берёзы, выпустив из рук Регину, и упал на спину. Передо мной мелькнуло злое лицо цыгана Васьки. Как разъярённый зверёк, я быстро вскочил и без раздумий бросился на Ваську. Я, кажется, стукнул его два или три раза. Но что могли сделать мои кулаки с этой глыбой! Страшный удар в лицо ослепил меня, и я опрокинулся на траву. Но снова вскочил, вытер рукавом кровоточащий нос и бросился на Ваську. Я уже ничего не помнил. От злости я готов был зубами перегрызть ему глотку. Но между нами встала Регина, сказала что-то резкое Ваське, взяла его за руку и повела за собой…