– Да, я тут провожу операции, – улыбнулся Утин. – По спасению.
– Будьте как дети и спасетесь, – пробурчал Николай Петрович, разливая коньяк. – Как говорил агент под прикрытием, трудоустраиваясь в детский сад.
Они долго трепались о том, о сем. Николай Петрович терпеливо ждал, когда шеф перейдет к делу. Пересказывал последние сплетни: Бородин вывел кучу денег из дочернего предприятия, Бабаева возмечтала о должности как минимум начальника управления, Мишкин на телевидении, в прямом эфире, сморозил очередную глупость.
Утин кивал головой, тянул коньяк, изредка посматривал на Николая Петровича. Глаза у того были светлыми, честными, слегка навыкате. «Как у унтер-офицера», – сказал себе Утин. Ничего не поймет Николай Петрович. Не сможет он быть, как дети. В лучшем случае пожмет плечами. Будет, конечно, до поры до времени делать все что требуется – кормить народец, следить за порядком. Но коробка и ее тайна не станут для него делом важным, трепетным, делом главным и стержневым. Николай Петрович сложит тайну коробки в одну из своих знаменитых папочек, подошьет к очередному секретному делу. А настанет момент критический, момент удобный – разменяет эту тайну, как и любую другую, на что угодно – на деньги, расположение нового шефа, на новые тайны и сплетни. Он ведь, как и все его друзья-безопасники, профессиональный предатель и шантажист.
– Скажи, Николай Петрович, – произнес Утин, – вот ты в Бога не веришь, в черта не веришь, в людей не веришь. Власть тебе не интересна, ее тебе и так хватает. За юбками не бегаешь, монеты не коллекционируешь. Ты чем живешь-то?
– В смысле? – удивился Николай Петрович.
– Ну, ради чего ты бы жизнь отдал? Или душу продал?
– А зачем? – удивился Николай Петрович. – Странные ты вопросы задаешь, Сергей Сергеевич. Жизнь ведь у нас одна! И прожить ее, как говорится, надо!
– А если, не ровен час, завтра помирать придется? – допытывался Утин. – Что ты себе скажешь? Хитрил, юлил, подслушивал, подсматривал, в дерьме копался – чего ради?
Николай Петрович помолчал, взглянул Утину прямо в лицо, и злоба промелькнула в глазах безопасника.
– Я за Родину жизнь отдам, – проговорил он. – Вот за Родину – отдам. Но Родине я пока что еще живой нужен.
– Ну, давай за это и выпьем, – сказал Утин. – За Родину.
Они выпили стоя. У ног их, под верстаком, в полутьме, покоилась коробка, а там, внутри, ждали своего часа они – больные и здоровые, злые и добрые, храбрые и трусливые, сильные и слабые. Но все они, такие разные, были одинаково сытыми, обогретыми – и беззащитными в большом мире, окружавшем коробку.