Ночь посреди мира - страница 45

Шрифт
Интервал



Дома она приняла ванную, но ей все равно казалось, что что-то её безнадёжно выдаёт. Вид? Запах?

Выйдя из ванной, огляделась: и в который раз дом показался ей маленьким насквозь тухлым местом, скучным и тошнотворным, в котором она застряла, как муха в оконной раме, и всё никак не выберется наружу.

Но теперь всё должно измениться. Она чувствовала: должно.

Глава 9

Добрые похороны

– Небо-то засинивается, скоро точно ливанёт, – болтал посыльный мальчишка из лавки зеленщика, пока кухарка придирчиво осматривала доставленный товар: то были помидоры откуда-то с юга, где, видимо, и в марте светило солнце, и не просто светило, а ещё и грело. Мальчишку же грела надежда на чаевые: бедняга ещё не выяснил, что Марья Петровна была на этот счёт несколько скуповата. Однако немного мелочи ему перепало, за что в карман кухарки перекочевал сложенный вдвое листок; на этом и разошлись.

Нужно было стряпать обед, ожидались гости; но она разложила овощи на столе и позволила себе перед тем, как начинать готовку, полюбоваться собой в висевшем в прихожей полутёмном зеркале.

– Хороша! – подытожила вслух Федора, пользуясь отсутствием дома хозяев, и развернула листок.


Дашка поглядывала на неё, сражаясь с одеялом и пододеяльником. С высоты её лет Федора была глубоко пожилой женщиной, которой грешно даже думать о тех вещах, которые, как подозревала Дашка, писал кое-кто в записке.

Кое-кто, конечно, с Дашкой бы не согласился. C позиции кое-кого Федора была статной, фигуристой, вполне себе молодой и яркой женщиной, к тому же темпераментной. В отличие от Марьи Петровны Федора свой темперамент скрывала и из-за этого к самой хозяйке дома относилась с настолько же тщательно скрываемым презрением. Человек взрослый, полагала Федора, должен держать себя в руках, так и получалось, что на взрослую Марья Петровна не тянула. Федора временами подумывала об уходе, но потом думалось, что и у других будет то же самое, а тут уже как-то привыкла; да и жалко было юных Янтарских – испорченных дурным воспитанием, заброшенных и одиноких. Не имея детей собственных, Федора тепло относилась к чужим, а эти уже и на чужих-то не тянули.


Подруга Федоры, Зина (корзина, резина и прочие нехитрые прозвища из детства) всё надеялась, что Федора снова выйдет замуж, однако она давно махнула на это рукой, поскольку первое замужество ясно показало – ни свадебный марш, ни чужая фамилия, ни обмен кольцами и клятвами ничего на самом деле не меняют и не определяют. Теперешняя её жизнь Федоре нравилась, хоть Зина этому и не верила: сама себе хозяйка, свободное время за хорошей книжкой, а не за стиркой чужих носков, можно как угодно тратить заработанные деньги и с чистой совестью чуть сильнее обрадоваться на ярмарке предложению недурного собой – для своих лет – господина принести ей стакан глинтвейна. Если бы господин оказался женат, то Федора бы знакомство не развивала – на этот счёт у неё были твёрдые убеждения – однако быстро выяснилось (мир тесен!), что он вдовец. После этого она немного опасалась, что господин окажется трусоватым или глуповатым, однако пока опасения не подтверждались.