И не подозревают, что это я в мужа влюбилась. Опять же по причине великой лени, чтобы далеко не ходить.
А недавно тоже попробовала влюбиться, уже почти, вот-вот, на подступах была… И вдруг он так резко расчехлился, так неожиданно, как будто терпел-терпел, а потом наконец туалет увидел… До сих пор не нарадуюсь, что только на подступах была, а знамя не успела водрузить, и вообще ничего не успела.
А до этого еще в одного решила влюбиться, а он приходит с вином и говорит: че-то такое вино дорогое стало… Дорогое прям такое… Ужас. На глазах все дорожает.
А между ними еще в одного почти уже влюбилась, а он говорит:
– Я тебя люблю, но честно предупреждаю – у меня есть другой.
– Другая в смысле? – с упавшим сердцем спрашиваю я.
– Нет, другой. У меня, – поясняет, – роман с самим собой. Поэтому ты будешь любиться мной и финансироваться по остаточному принципу. Как культура и здравоохранение. И социальная сфера. Но я тебя, – говорит, – люблю, к чему лукавить.
Так и любит меня без лукавства, наверное, я не в курсе, не вижу его с тех пор.
Поэтому с Днем влюбленных не поздравляйте, разве что кто и вправду тайно влюблен. Но если тайно, то я же не узнаю, тем более тайно всегда дешевле, а то вино прямо на глазах дорожает.
На остановке «Большеохтинское кладбище» в автобус вошли две старые женщины. Сначала, кряхтя, вошла одна, но не села, а стала подавать руку второй, с совсем больными ногами, грузной и с тележкой. Наконец вошли.
Тяжело сели, сказали «уф» и долго не могли отдышаться. Одеты обе были бедно, и запах этой бедности заполнил весь автобус. Водитель их знал, называл девочками, но у него это звучало «девишьки». Таджик-узбек.
– Девишьки, куда сиводня эдим? – спросил весело водитель.
Бабушки сказали, что очень устали, случайно попали на отпевание, а хотели только поставить свечки за здравие… Одна, которая грузная, поставила, а вторая, пошустрее, укоряла ее теперь, что зачем, теперь же у тебя все родственники помрут. Нельзя во время отпевания за здравие ставить, ты чего, не знала, что ли?
– Не знала, – расстроилась грузная и заплакала.
Водитель сказал:
– Не плачь, девишька моя, бабушка моя, фсе будит ха-ра-шо. Сонце видишь? А в Москве уже холодно, а у нас сонце, щас довезу вас и фсе будит харашо…
Грузная вытерла слезы, а шустрячка все ее доканывала: