– Ваше величество, я – не министр двора и не главный декоратор. По малярным делам советуйтесь с ними.
– Я говорю не о виде портрета, сударь, а о моральной стороне. Как полагаете, что сказала бы Юлиана Великая о ваших делишках?
Дрейфус Борн скривился, будто услыхал несусветную чушь.
– Вы шутите, ваше величество.
И вдруг Мира почувствовала отвращение. Сильнейшее, до спазмов в желудке. Такое, что впору вывернуть кишки наизнанку и окатить министра блевотиной с ног до головы, от лысой макушки до пряжек на туфлях.
– Скажите, сударь: когда вы предали Адриана? Едва Ориджин заключил с вами сделку, как сразу получил полторы сотни тысяч. Откуда деньги? Конечно, из податей: вы задерживали поступления налогов в казну, пока не договорились с лордом-канцлером. Но сто пятьдесят тысяч – это много. Их не скопить ни за неделю, ни за месяц. Вы перекрыли поступления не в день конца войны, и не в день смерти Адриана, а гораздо раньше. Наверное, в тот же день, когда в столице начались бои. Кто бы ни победил, любому понадобятся деньги, с любым можно будет поторговаться. Умно, умно!.. Все время, пока майор Бэкфилд грабил собственный город, добывая амуницию, провиант, машины и снаряды – деньги от налогов текли не в казну, а в ваш карман. Бэкфилда возненавидели и свои, и чужие, а вы – чистенький, при должности, с правом на воровство… Вам есть чем гордиться: насколько знаю, никто до вас не имел такой привилегии!
– Это пустой разговор, – брюзгливо бросил Борн. – Я приношу лорду Ориджину один миллион эфесов в год. Остальное – мое дело.
Мира вскричала громче и резче, чем следовало бы:
– Остальное – мое дело! Возможно, вы заметили: прошла война! Сожженные дома, разрушенные дороги, тысячи раненых, десятки тысяч голодных! Я хочу знать, сударь, скольких бедняков можно накормить на те деньги, что вы ежемесячно кладете в карман? Скольких больных вылечить? С какой битвой сравнимы последствия ваших поборов? Сраженье у Пикси или вы – что обошлось дороже?!
Дрейфус Борн пялился на нее пустыми бараньими глазами.
– Не понимаю, о чем вы говорите.
– У меня был очень плохой день… – процедила Мира, и новый приступ тошноты заставил ее умолкнуть.
День, действительно, был ужасен. Не только нынешний, но и два минувших.
Третьего дня Мира окончила подсчет бюджета своего предприятия. Сумма вышла совершенно не утешительной. В тот же день министр путей Лиам Шелье доложил, что все средства, выделенные на ремонт рельсовых дорог, уже исчерпались, работы заморожены, а ни одна линия так и не вошла в строй. Мира потратила двое суток на поиски денег.