– Знает ли о восстании ее величество?
– Трудно сказать. Лично я не уведомлял владычицу и велел штабным офицерам помалкивать. Ее величество сильно переживает из-за поражения в Литленде. Еще одна военная неудача будет лишним бременем для ее плеч. Согласны ли вы, милорд?
Барон Стэтхем добавил свое слово:
– Милорд, знает Минерва или нет – совершенно неважно для исхода дела. Ведь это дело военное, стало быть – мужское. Нам следует решать и действовать, а не Минерве.
Взгляд Эрвина в сторону Ионы был очень выразителен: «Гляди, сестричка: не я один держу Мими в неведении. Все умные люди согласны, что так лучше».
– Господа, – спросил он генералов, – что еще важного известно о восстании?
– Могу добавить лишь одно, милорд. После победы над наемниками бунтари стали привязывать к вилам и копьям подснежники. Они пытаются изобразить мирные намерения: глядите, мол, мы идем с цветами, а не клинками.
– Как красиво, – вырвалось у Ионы.
– Миледи, – отрезал Стэтхем, – пускай хитрецы не введут вас в заблуждение. Будь они законопослушны, сразу сложили бы оружие при виде имперских гербов на флагах. Но они вступили в бой с войском Короны! Наказание должно быть решительным и суровым.
Эрвин покачал головой:
– Мне очень не хочется… Война кончилась, настало время для милости, а не жестокости. Да и, по правде, их требования не лишены смысла.
– Дело не в требованиях, милорд. Бунтари посмели взять в руки оружие! Ваш отец повесил бы каждого второго, а прочим отрезал бы уши.
– Мой отец правил на Севере. Здесь нравы иные: люди мягче, милосердие – в почете.
– Милосердие – плохой советчик. Оно заставит вас медлить, а бунт тем временем наберет размаха. И уже не тридцать тысяч придется покарать, а пятьдесят или сто. Милорд, позвольте мне взять два батальона и быстро прижечь заразу, как прижигают гнойные раны.
Иона очень хотела что-нибудь посоветовать брату. Она с большой радостью видела колебания Эрвина. Ночью думала, ничего не осталось от его прежней доброты; теперь убеждалась в обратном – и в груди теплело. Но что сказать – она не знала. Иррациональное чувство сигналило: лучший выход – самому Эрвину встретиться с крестьянами. Даже не лучший, а единственный путь, что не окончится тысячами новых могил. Но прошлая ночь слишком явно показала, сколь ошибочным бывает голос чувства… Иона промолчала. Да ее никто и не спрашивал.