Энн играла намного лучше обеих мисс Масгроув, но у нее не было голоса, она не играла на арфе, и у нее не было любящих родителей, которые бы сидели рядом и искренне восхищались, а потому мало кто обращал внимание на ее игру, и она прекрасно понимала, что ее просили сыграть либо из вежливости, либо чтобы подбодрить остальных. Она полностью отдавала себе отчет в том, что ее игра доставляет удовольствие только ей самой, но это было привычным ощущением. Так было с тех пор, как умерла ее дорогая мама – с 14 лет Энн была лишена счастья, которое испытывает человек, когда его слушают с любовью, когда им восхищаются и ценят по достоинству. В музыке она привыкла чувствовать себя абсолютно одинокой, а потому необъективность господина и госпожи Масгроув по отношению к игре дочерей и их равнодушие к талантам кого бы то ни было еще скорее было поводом для радости за них, чем для переживаний за себя.
Иногда в Главном Доме бывали и другие гости. Местное общество было не так уж велико, но к Масгроувам ездили абсолютно все, они чаще всех давали званые обеды, и чаще всего принимали гостей приглашенных или пришедших просто так, чем любая другая семья. Они были, безусловно, популярнее всех своих соседей.
Девушки обожали танцевать, и поэтому вечера нередко заканчивались небольшим импровизированным балом. Недалеко от Апперкросса жили родственники, которые находились в более стесненных обстоятельствах, а потому полностью зависели от Масгроувов во всем, что касается развлечений. Они готовы были прийти в любое время, играть и танцевать где угодно.
Энн же предпочитала на таких вечеринках оставаться у фортепиано, нежели принимать участие во всеобщем веселье, а потому нередко подолгу играла им танцевальные мелодии. Именно эта ее доброта в самом выгодном свете представляла господину и госпоже Масгроув ее музыкальные таланты, и она нередко слышала комплименты в свой адрес: «Прекрасно, мисс Энн! Просто превосходно! Потрясающе, как порхают ваши маленькие пальчики!».
Так прошло три недели, и наступил день святого Майкла. Теперь сердце Энн снова было переполнено Киллинчем. В любимый дом въезжают чужие люди… В этот день комнаты, мебель, рощи и виды имения во всех красках стояли перед глазами девушки. 29 сентября она не могла думать ни о чем другом. Вечером Мэри проявила мимолетное участие, случайно обратив внимание на дату в календаре и воскликнув: