– Я не буду скрывать, – сказала она, опустив глаза, – что я очень уважаю Эдварда, и он мне очень нравится.
Марианна почти взорвалась от негодования:
– «Очень уважаю»! «Он мне нравится»! Ты просто бессердечная, Элинор! Нет. Ты хуже, чем бессердечная! Постыдись быть столь рассудительной! Ну, и слова ты нашла, ничего не скажешь, к месту! Еще раз их услышу и тотчас уйду из комнаты!
Элинор от души рассмеялась.
– Прости меня, – сказала она, – и постарайся понять. Ты увидела в моих словах бессердечность и холодный расчет? Это не так. Мои чувства искренни и сильны, но мне стало неловко, что я выставила их напоказ, тем более, пока их питает только надежда. Надежда на то, что я ему тоже небезразлична. Но пока не более того. Я стараюсь сохранять благоразумие, потому что иногда мне кажется, что его чувства ко мне не так глубоки. И пока он не объяснился открыто и прямо, не удивляйся, что я боюсь называть вещи своими именами, и не произношу это главное слово. Пока между нами лишь симпатия. В глубине души я не сомневаюсь… почти не сомневаюсь в его любви. Но ведь кроме любовных, есть еще и родственные чувства. С его матерью мы не знакомы. Но судя по тому, что Фанни порой рассказывает о ней, она не кажется мне добросердечной. И я не думаю, что сам Эдвард прекрасно понимает, какие испытания его ожидают, если он выберет невесту без денег и без титула.
Марианна была потрясена. Они с матерью оказались недалеки от истины.
– Так он еще не сделал тебе предложения? – удивленно спросила она, – но думаю, ждать осталось недолго. Всё что ни делается, делается к лучшему. Небольшая отсрочка даже кстати. Во-первых, мы не расстанемся с тобой так быстро, во-вторых, у Эдварда будет великолепная возможность до свадьбы довести свой врожденный вкус до совершенства. В будущем тебе это не помешает. Ах, если бы заставила взять его в руки кисти и краски! Как бы это было замечательно!
Но Элинор не разделяла восторженного настроения сестры и честно призналась ей, что не уверена, что их отношения с Эдвардом могут закончиться браком. Ее волновала сдержанность, которая иногда охватывала его, возможно, она не свидетельствовала о равнодушии, но все же ничего хорошего явно не сулила. Сомнения в ее взаимности, даже если он их испытывал, должны были вызвать у него тревожное волнение, желание добиться любимой, но не уныние и скуку, как это часто бывало. Разумеется, причиной его тоски могла стать зависимость от матери, не позволявшая ему дать волю чувствам.