– Смилуйся! Смилуйся! Ради всего на свете, только не это! Только не это наказание! – Ведь жабы для карликов ужас и верная смерть. Вздыхая, согласились они на все и тотчас же отправились, чтобы добыть все требуемое и в точности исполнить повеления своего строгого властелина.
А между тем на мельнице угрюмого мельника дела шли неважно. Когда младший сын также ушел, старик заворчал:
– Ну, и тот пропал, словно сквозь землю провалился, – так-то оно всегда: расти детей, а они тебе спину поворачивают. Хорошо еще, что девочка со мной, мое сокровище, моя любимица!
Любимица же сидела смирно да плакала.
– Опять ты плачешь! – ворчал старик. – Думаешь, так я и поверил, что ты плачешь о своих братьях? О том несчастном убиваешься ты, который собирается посвататься за тебя. У него нет ни гроша, у меня ни гроша, – у нас всех троих вместе, значит, ни гроша. Слышишь ли, как мельница стучит? Не слышишь? Я тоже не слышу. Мельница стоит, я не могу работать, а ты не можешь ехать венчаться, или ты желаешь справить нищенскую свадьбу? Что скажешь на это?
Такого рода речи слушала дочь ежедневно и изводилась от своего тайного горя.
И вот в одно прекрасное утро три кареты подкатили к мельнице; малютки-кучера правили лошадьми, малютки-лакеи отворили дверцы карет; три красивые молодчика, одетые, словно принцы, вышли из них.
Множество прислуги стало возиться около других экипажей: снимали, разгружали, отвязывали ящики, тюки, тяжелые сундуки – и все это потащили на мельницу. Немые от удивления, стояли мельник и его дочь.
– Доброе утро, отец! Доброе утро, сестрица! Вот и мы явились! – вскричали все три брата разом. Однако ни отец ни дочь все еще не двигались и смотрели на них, выпучив глаза.
– Чокнемся же за наше возвращение, милый батюшка! – воскликнул старший сын, взяв из рук одного из лакеев бутылку благородного напитка, который он налил до краев в золотой бокал самой искусной работы и подал его отцу. Тот выпил, передал дальше, и все пили. Чудесная теплота разлилась по всем жилам старика, согрела его холодное сердце; теплота эта стала огнем, пылающим огнем любви. Отец заплакал, бросился обнимать сыновей, целовал и благословлял их. Тут явился и жених дочери, он тоже отведал чудесного напитка.
От всей этой радости быстро завертелись мельничные колеса, так долго стоявшие без движения, – клипп та клапп, – еще и еще, – клипп та клапп, – вертятся они и сейчас.