– Ну, че стал? – Коровин обернулся к не решающемуся войти Гриценко.
– Да шо мне там делать? Никак свадьбу гуляете?
– Ну, выдумал. То просто танцы. Что-то вроде вечера для тех, кому за тридцать. Не дрейфь, заходь в дом. Познакомлю со своими. Винца заодно выпьешь…
Коровин закурил, вновь щелкнув пальцами по кончику сигареты, и подмигнул Сереге. Деревянная лестница круто уходила вверх, в непроглядную темноту, словно вела вовсе не на второй этаж, а мимо него сразу на чердак или, чем черт не шутит, и того выше – прямиком в черное, как свежевырытый колодец, небо. При этом лестница скрипела чуть тише переляканных автомобильных тормозов и была ужасно скользкой. Словно на нее уронили трехлитровую банку олии. Но воняло вокруг далеко не подсолнечным маслом – таким воняло нехорошим и до боли знакомым…
В затылок, казалось украдкой посмеиваясь, влажно дышал Коровин. Вот проныра! Когда это он оказался сзади? Эх! Гриценко решил, что терять ему все равно нечего, и толкнул дверь, за которой резвились голосистые трубы и скрипки.
На него глянуло, наверное, с полсотни лиц. «Вот дауны», – тут же промелькнуло в Серегиной голове любимое Машкино словечко. В самом деле физиономии уставившихся на него людей были премерзкими – подозрительно безжизненными, с неправильными чертами лица, желтыми и блестящими, будто деревянные чушки, вскрытые лаком. «Боже, какие они все потные!» – поморщился от брезгливости Гриценко, но вслух предложил: – Может, я внизу подожду?
Коровину это не понравилось, он насупился:
– Брезгуешь моей компанией? Да и потом… кого ты, интересно, собираешься ждать? А? Мы все уже здесь – Ведем, Миц, Шабар, Чарод, Колдак, Ягра…
Собравшиеся, не отрывая от Гриценко туповатых и одновременно беззастенчиво-жадных взглядов, игнорируя продолжавшую надрываться музыку прошлого (не иначе, пятидесятых-семидесятых годов), по очереди раскланивались или делали реверанс, стоило лишь Коровину назвать чье-нибудь имя.
– Миц, поди сюда! – Коровин вдруг позвал худенького, плюгавенького человечка неопределенного возраста в ярко-красной ковбойке и мешковатых, травянистого цвета штанах, сильно смахивающих на солдатские галифе. Коровин весело цокнул языком, словно предвкушая какое-то удовольствие, и похвалил подошедшего Мица:
– Это наша гордость. За версту учует чужую кровь! Почище любой собаки…