Ох и попало тогда от прораба кровельщикам! Они, оказывается, прятали на крыше свой инструмент. Складывали его в железную люльку и краном накрывали её железобетонной плитой. А для надёжности решили на плиту ещё и подушку уложить. И пока возились с люлькой и с краном, подушка с угла дома возьми да и сорвись. Хорошо ещё, что никого не зацепило.
К понедельнику раствор на шестом этаже так схватился, что отбивать его пришлось отбойным молотком. Поручили это ответственное дело конечно же мне. Ох и намучился я… С тех пор не раз приходилось отрабатывать на стройках, овощебазах и в колхозах, но тот летящий монолит и сутулая спина бомжа, густо заляпанная свежим раствором, отчего-то намертво врезались в память. А вместе с ними и рассказы Якова Самуиловича. Ими-то я и разбавил собственные, изложенные ниже.
…А через неделю начались будни. С карандашом в руках. С поисками, сомнениями, победами и поражениями, и, конечно, с бесконечными и оказавшимися такими нудными расчётами устойчивости (считали всё же по Михайлову). И тех пор я от всего сердца горячо возненавидел комплексные числа. Я уж давно забыл, что это за числа такие, но ненавидеть их продолжаю с завидным постоянством. А стол мой никогда не блистал идеальным порядком, но и не напоминал пирамиду Хеопса. Средненький был стол. Никакой.
Боре Середкину, ведущему инженеру из 26 отдела нашего КБ, женщины симпатизировали потому что он всегда был безупречно одет, при галстуке, в шикарной отутюженной тройке, и всегда благоухал изысканным парфюмом. Кроме того, он был внимателен к слабому полу, потрясающе вежлив и предупредителен. Мужчины же уважали его за два замечательных качества. Во-первых, парень он был компанейский, весёлый и живой, про таких говорят – свой в доску. А во-вторых, его жена работала на табачной фабрике, и у Бори всегда можно было одолжить курево.
Да он и сам постоянно таскал на работу сигареты, когда их стали продавать по талонам – отнёсся к своему положению с понятием и начал приносить сигареты на работу, прямо в КБ. Притаскивал, бывало, солидных размеров полиэтиленовый мешок, набитый доверху сигаретами. Россыпью. Пакет этот ставил на стул, рядом со своим столом, угощайтесь, мол, люди добрые. Народ охотно угощался. Правда, с ассортиментом вышел напряг – ничего, кроме «Космоса», у Бори не водилось. Впрочем, не так уж плох был в те года «Космос» по 60 копеек за пачку. По крайней мере, лучше «Лайки» или «Дымка». Со временем то ли что-то сменилось в технологиях табачной фабрики, то ли дефицит стал жёстче, то ли охрана бдительней, но сигареты лишились фильтров. Инженеры ничуть не расстроились – и так сойдёт. Однако вскоре закончилась и безфильтровая россыпь – однажды Борька приволок огромную бобину с намотанной длиннющей сигаретой, словно нитка на катушке. Бобину подвесили на кульман, курильщики отматывали от ленты сколько хотели и отрывали. А через пару месяцев, когда уже подошла к концу третья бобина, Боря объявился с мешком табаку. Всё, сигарет больше не будет, переходи, народ, на самокрутки. Народ моментально обзавелся трубками (их мастерски делал Семёныч, из деревомодельной литейного цеха) и смолил себе табачок со вкусом. Естественно, выезжая в командировку, Борька прихватывал табачок с собой. Потому его всегда ждали особенно нетерпеливо.