– Да неужели? – ехидным тоном Янины продолжало спорить с ней второе «я». – Люди добрые! Поглядите на неё! Тоже мне, «синий чулок» нашёлся! Ага! Умрёт она, как же! Сиськи свои сначала спрячь, а то из кофточки вывалились.
В этот момент Василиса почувствовала на себе чей-то взгляд. Подняв голову, она обнаружила стоящего возле стола Егора Еремеева – записного холостяка и любимца всего отдела. Егорка тяжело дышал и неприлично пялился на её грудь. Василиса проследила траекторию его взгляда и обнаружила, что пуговичка на кофточке расстегнулась, и ворот непозволительно широко распахнут.
– Ну, и что дальше? – глядя в масленые мужские глаза, с вызовом спросила она Еремеева.
– Извините, – смутился Егорка и торопливо вышел из кабинета.
– И этот спёкся! – вздохнула Василиса, застёгивая пуговку. – Куда подевались нормальные мужики? Бедная Россия!
г. Санкт-Петербург. Лето 18** года.
Из дневниковых записей г-на Саратозина
Петербург встретил меня прохладным летним дождём и пронзительно синим после грозы небом. После саратовского пекла здесь удивительно легко дышалось, и я, набрав полную грудь сырого питерского воздуха, хотел закричать от счастья, но сдержался, так как в этот момент ко мне на бричке подъехал молодой извозчик, и, скинув с головы картуз, уважительно спросил: «Куда изволите, барин»? Я велел ему отвезти меня в приличную, но недорогую гостиницу. Видимо, сочетание этих двух несовместимых между собой требований смутили его.
– Вези в гостиницу, что недалеко от центра города, а о цене не беспокойся. – поправился я.
– Как прикажете, барин! – повеселел извозчик, и мигом домчал меня на Инженерную улицу. Расплатившись с извозчиком и торопливо бросив вещи в номере, я отправился гулять по городу. Петербург очаровал меня с первых же минут: я брёл по его блестящим от дождя мостовым, и встречные господа улыбались мне. Ближе к вечеру, когда улыбки прохожих стали откровенно ироничными, я догадался, что причина такого внимания ко мне было не радушие петербуржцев, а моё провинциальное платье. Вспоминая первый день в Петербурге, я вижу себя восторженным провинциалом с наивной улыбкой на устах.
Вечером я забрёл в какой-то трактир на Лиговке, где плотно поужинал и позволил себе пару стаканов вина. После второго стакана в голове моей зазвучали небесные хоралы, и я вдруг ощутил ко всем посетителям этого подозрительного заведения вселенскую любовь. Вероятно, первый мой в Петербурге вечер мог статься для меня последним: по выходу из трактира меня, скорее всего, ограбили бы, напоследок сунули финский нож под девятое ребро, а тело сбросили в Мойку. Наверное, именно так бы всё и случилось, если бы в тот вечер мой тёмный ангел не простёр надо мной свои чёрные крылья.