Но что во всем этом многообразии было толку, если она сама два последних года твердила подружкам, что не признает ничего, кроме Баккары? Будь это в другое время, когда она купалась в деньгах и на ее горизонте не было ни малейшего облачка, она бы могла в любой момент надушиться чем угодно, ну ладно, ладно, почти чем угодно, кроме Новой Зари (это бесповоротно опустило бы ее в глазах всех знакомых, даже если бы Катя впридачу к скромному флакончику-кирпичику духов Новой Зари купила бы частный самолет). Но сейчас Катя не чувствовала в себе достаточно уверенности, она чувствовала себя как та кошка, которая съела известно чье мясо. Этот страх всегда гнездился в ней и только и ждал возможности проявить себя. Страх и неуверенность в будущем, сгибающий спину, опускающий взгляд и превращавший глаза в мутное стекло, он был неотъемлимой частью Кати, ее мужа, десятков миллионов людей по всей стране. Немногие никогда не знали этот страх, никогда не опускали глаз, не съеживались и не теряли блеск в глазах. Одной из таких немногих была Наташа. И во что бы то ни стало нужно было сохранить существующее положение вещей.