– А вы не сомневайтесь, аббат, – твердо и строго сказал кардинал. – Укрепите свою веру. Вера изгоняет сомнение.
Может, Гржельчик и сломается, глупо зарекаться. Но Джеронимо верил.
– Как он себя чувствует? – поинтересовался он.
– Держится, – проговорил старик. – Уж не знаю, на чем. Есть не может, да и кому бы на его месте кусок в горло полез? Пьет с трудом. Во время воздействий еще хуже: задыхается, с сердцем перебои. Так что, сами видите, нельзя наращивать. Снизить бы…
– И проиграть, – понимающе продолжил Джеронимо. – Нет, аббат. Врагу эта душа не должна достаться. Не позволяйте жалости взять верх над разумом и долгом. Делайте, что в ваших силах, как делали до сих пор. И помните: все в руке Божьей.
Аббат отворил перед ним дверь кельи, запалил несколько свечей. Келейка была аккуратная, тщательно вымытая, почти стерильная. В приоткрытое окно лился лунный свет и прохладный горный воздух. Кардинал поежился и потянулся к окну – закрыть. Аббат склонился над койкой – скромной, как в захолустной больнице, но застеленной чистым, до хруста, бельем.
– Брат Йозеф! Проснитесь.
Йозеф пошевелился, выныривая из краткого забытья. Сразу навалилась боль – привычная, непрерывно сопровождающая его в яви. Он лишь чуть поморщился: эта боль – только признак того, что он до сих пор жив, сущая ерунда в сравнении с тем, ради чего его разбудили.
– Что, пора? – голос невольно дрогнул.
Больше всего на свете хотелось вцепиться зубами в подушку и натянуть одеяло с головой, как он делал в детстве, чтобы прогнать ночные кошмары. Тогда это помогало, но сейчас не поможет. Слишком все запущено, как говорит аббат Франциск. Надо взять себя в руки, откинуть одеяло, свесить ноги на пол. Позволить монахам поддержать себя под руки, помочь встать и отвести туда. Наверное, та келья имела свое название или номер, но Йозеф про себя называл ее «пыточной». Когда-то, в том самом детстве, он испытывал такие же чувства перед зубоврачебным кабинетом. И жутко до одури, и не пойти нельзя – будет хуже.
– Лежите, брат, – голос старика мягок. – Еще ночь. Приехал его высокопреосвященство, он хочет с вами поговорить.
Вздох облегчения сдержать не удалось. Значит, ночь. Значит, еще несколько часов до «пыточной». Йозеф почти ничего не видел. Несколько размытых светлых пятен – наверное, свечи. Звуки тоже доносились словно издалека. Но прикосновение он ощутил, пожатие руки сквозь одеяло.