– Вася, я на службе. Жду предложения с ценами. По каждому товару обязательны подробные описания, фото и отзывы.
Рыбников проводил Петровича до машины. Посерьёзнел. С тоской и печалью спросил, проникновенно глядя в глаза.
– Петруху помнишь?
Петрович просветлел.
– Абдула зарезал. Лично.
Лицо Петровича превратилась в маску.
Сел за руль старенькой «шестёрки», поехал в Видяево, к знакомому оленеводу. Иногда пользовался его услугами, когда был нужен этнографический колорит. Среди клиентуры попадались любители прогулок по тундре на оленях. Приехав, узнал неприятную новость: приятель пропал. Обратно возвращался расстроенным.
Дома Петрович налил перцовки помянуть сокурсника, положил на хлеб балтийскую килечку, поднял стакан и…
…был прерван телефонным звонком.
– Нужно олешек пастушить? – заикаясь, спрашивал тоненький девичий голосок. – Дедушка заболел, вместо него я могу.
«Несерьёзно», – подумал капитан, но, тем не менее, решил переговорить с заказчиком. Выбирать – его право.
Ночью приснилось Петровичу, как всплыла среди белых льдин антрацитово-чёрная АПЛ, выплюнув в небо ракетой. Абдуле оставалось недолго.
Утром проснулся счастливым.
* * *
Саша жил с мамой в бараке. На Зелёной улице. «Тихий ужас» – говорила мама. Алкоголики, скандалы, крики. Почти не спали. Между четырьмя и шестью утра погружались в скользкую пахучую дремоту. Так было не всегда. Мама помнила. Саша нет. Папа с мамой жили где-то на Ленина. Папа их бросил. Мама говорила – «попал под влияние». Саша не по-детски удивлялся, как можно запихнуть родных людей в семь квадратных метров, пропитанных вонью бесконечных поколений тараканов?!
Саша не сдался. Работал с десяти лет. Мама устроилась вечерней уборщицей в больнице. Саша разносил почту, мыл машины. Накопили денег. Взяли в долг. Купили «убитую» однушку на Челиева. Не было дня, чтобы Саша не вспоминал восторги риелтора: «Наверху дружная семья, внизу бабушка с внуком. Светлая, хорошая квартира, хоть и запущенная. Сделаете ремонт…»
Им закружило голову от счастья…
Целый день сверху слоновий топот, половину ночи двигали мебель, резкий скрип кресла под жирным подростком, бесконечно сидевшем в Интернете, в шесть утра крики снизу, швыряние предметов, визг… Когда наконец наступала тишина – сбоку оглушительно начинал орать младенец…
Блокада. Обычные в своей нормальности люди оказались заложниками быдла. «Громкий ужас», – говорил теперь Саша. Мама молчала, вздыхала, шла в церковь. Саша тихо матерился, ходил в институт, по вечерам мыл машины, надеясь когда-нибудь уехать в другой город, в другую страну, а квартиру продать цыганской семье. Мечтал, пока не встретил девушку, тоже студентку, тоже Сашу.