– Не сочиняй, – устав слушать её бредни, только и сказала я. Отошла от подоконника и, включив свет, позвала: – Пойдём чаю выпьем, раз уж всё равно не спим.
– Я не сочиняю, – никак не успокаивалась Машка.
Как были босые, в тонких пижамных майках и белье, мы вышли на кухню. Тряхнув головой, Маша провела по тёмным волосам. Включила чайник и уверенно посмотрела на меня:
– Тимур просто-напросто начал тебя под себя подминать. Хотел, чтобы без него ты себя чувствовала никем и, надо сказать, у него это получилось. Сама подумай: что было бы, если б ты поняла, что с кем-то другим шансов у тебя больше? Что бы он стал делать?
– Хватит! – оборвала её я уже раздражённо. – Когда мы встали в пару, ему было двадцать два, Маша. Двадцать два. Поэтому то, что ты говоришь… – я приподняла руку, не желая ни продолжать, ни слушать и повторила. – Хватит.
Должно быть, она и сама поняла, что в словах её нет никакой логики, потому что продолжать не стала. Взяла чашки и, поставив на стол, опустилась на деревянную табуретку. Волосы её рассыпались по плечам, в глазах отразилась задумчивость.
– Тогда не знаю, – наконец выговорила она, и смысла в этом было куда больше, чем во всём, что она сказала раньше.
– Вот и я не знаю, – слушая, как шумит вода в чайнике, отозвалась я.
Зависти со стороны Тимура не было никогда. Всё, что было – ненависть. Обычная, неконтролируемая ненависть, выросшая из ниоткуда и не имеющая под собой ничего рационального. Чёрная, жгучая ненависть, вот и всё.
Оля
Самолет приземлился в Москве ранним утром. Одиннадцать часов в воздухе, а впереди еще перелет до Саранска. Вся наша немногочисленная группа расположилась в зале ожидания и как никогда ждала объявления рейса.
– У меня всё болит! – прохныкала Маша, пытаясь размять затёкшие мышцы. – Господи, как спать-то хочется…
Бессонная ночь не прошла бесследно. Спать действительно хотелось так, что я бы многое отдала за несколько часов в тихом гостиничном номере. Болтаясь в небе над океаном, я сумела на пару часов задремать, но толку от этого не было никакого.
– Даже знать не хочу, что вы с Журавлёвой делали ночью, – проговорил разлёгшийся рядом в кресле Жаров, вяло покручивая в руках наушники от телефона.
– Да кто же тебе скажет, – язвительно отозвалась подруга, слегка скривив губы.
Паша смерил её как будто оценивающим взглядом и хмыкнул.