Неизбежно возникает вопрос: а что же дочка императора Елизавета?
А дочка императора приезжает регулярно в казармы. Крестит гвардейских детей. Она после кристин и чарку водки с ними опрокидывает. Своя!
Елизавета в жизни воплощает образ Петра запанибрата.
Ещё один немаловажный момент. В ней течёт кровь Петра, и солдаты воспринимают Елизавету – как русскую!
Вот она русская!
Анна Леопольдовна – не совсем русская!
Антон-Ульрих – точно не русский!
Сам Антон вообще был не воинственной внешности. Белокурый, тонкий станом – не русского склада! Кроме того, он же с немецкой педантичностью наводит порядки в полку. Создаёт гренадерскую роту (300 человек!) в Преображенском полку. Начинает их муштровать, переодевать, проводить "экзерсисы", штрафовать за выпивку, за то, что не так держат ружье, не так стоят в строю. А это очень не нравится. Тут еще и война начинается. Поползли слухи, что гренадерскую роту собираются отправить в театр боевых действий. Обстановка накаляется.
Иоанн Антонович – русский?!
С ним тоже не все понятно (например, когда маленькому императору присягали, то нашлись среди царедворцев те, кто отказался присягать, мол, император неправославный, хотя это было не так!).
А Елизавета – русская!
Хотя мы знаем, читатель, что мать у Елизаветы вовсе не русская. Но для русских гвардейцев важна не чистота крови. Антураж! Елизавета – она же ещё очень красивая, она доступная (в том плане, что часто бывает на виду в полках), она дочь Петра.
Появление идеального образа Петра, как правителя, укреплялось уровнем последующих наследников, которые объективно не дотягивали. При этом, если Анна Иоанновна была женщина видная, большая, с грудью, массивная; в ней ощущалась сила (порой даже в прямом, а не переносном смысле; могла с одного удара отправить в нокаут гвардейца, и частенько так решала вопросы; огонь-баба!), то Анна Леопольдовна была совсем противоположного образа. Она не любила мероприятия, не любила показываться на людях. А когда была вынуждена присутствовать, то окончательно портила представление о себе. Анна Иоанновна, про которую тоже много слухов ходило (и про Бирона, и про её патологическую жадность), все-таки была личность. Леопольдовна совсем уже бесцветно терялась среди придворной камарильи. И слухи о ней были, ну, совсем паскудные и неприличные, даже по нравам восемнадцатого века.