Ожившие руки заменяют глаза. Пальцы осторожно ощупывают пространство вокруг, готовясь доложить о рекогносцировке. Скользят по гладкой натянутой ткани, похожей на шёлк, нащупывают отверстие, ныряют в него, треща разрывом, закапываются в стружку. Сердце отчаянно заходится. От догадки веет ужасом. Мочевой пузырь сдаётся первым. Штаны набухают горячим, но стыда нет.
Коротко вспыхивает тоскливое «бля», подводя итог пониманию. Сознание проваливается в спасительное равнодушное забытьё под гулкие удары уставшего сердца. Тишина…
…Ярко-зелёная сочная трава прорастает сквозь тело. Острые пики пронизывают плоть, пришивая её к земле. Плевел бугрится под кожей колосками, вызывая острую боль.
Клим пришёл в себя от собственного стона. Вернувшись в сознание, он с облегчением понял, что травяной кошмар это только сон. Нет, спать нельзя. Есть высокая вероятность, что вообще не проснёшься. Надо думать. Соображать. Размышлять. Шевелить мозгами, черт побери!
Какие только мысли не посещают человека перед уходом в вечность. Если, конечно, на то есть время и возможность. У Клима Деловар случайно появилось и то, и другое. Нельзя сказать, что ситуация, в которую он попал, принесла море положительных эмоций, но грех ей не воспользоваться.
Замкнутость пространства и скованность движений рождали странные ассоциации. Климу вспомнилось исследование австралийских учёных. В течение полутора лет каждые полчаса они фотографировали останки человека. Смонтировав таймлапс и изучив все стадии разложения трупа, учёные мужи выяснили, что тело человека после смерти движется ещё двенадцать месяцев! Запускался механизм движения естественными отправлениями: газами, процессами разложения, мумифицированием, пересыханием связок. Но перед тем, как полностью замереть, тело раскидывало руки в разные стороны, будто хотело обнять весь мир, а, может быть, ангела или бога…
Климу подумалось, что многовековая похоронная традиция лишает людей возможности раскрыть объятия тому миру, с которым он прощается или куда направляется.
И так захотелось вырваться из этого деревянного капкана, до слез, до спазмов захотелось жить. Быть покорным и благодарным судьбе за всё, что было, есть и будет. Слёзы по вискам стекали в уши, нос хлюпал. Жалость к себе становилась невыносимой. «За что, Боже? За что такие пытки? Разве я заслужил быть заживо погребённым? Разве может человек перед своим уходом спокойно лежать и ждать, когда наступит конец? Это же противоестественно!»