– Расскажи мне, Джимми, расскажи мне, как сделать так, чтобы она полюбила меня?
Джимми вздохнул и наконец лениво взглянул на Маленького Дьявола, который стоял рядом, от нетерпения кусая себя за хвост и переминаясь с лапы на лапу.
– Женщины – опаснейшие существа, Маленький Дьявол. И им нравятся зеркала. В зеркало их и можно поймать. Я много раз ловил.
– В зеркало?
– Понимаешь, все женщины любят силу, власть, красоту. Но силы, красоты и власти на всех не хватает. Тогда некоторые притворяются, что слабость, уродство и бессилие – это то, что они и искали. Есть те, что любят все тайное, они чертовски любопытны. Иные, наоборот, любят все явное. Тянутся к простоте. Есть те, что любят селиться в душе. И те, что предпочитают жить в сердце. Но всех женщин объединяет одно: они хотят, чтобы их понимали. Стань для них зеркалом. Лучшим зеркалом, какое у них было, зеркалом их иллюзий, зеркалом их мечты, зеркалом их прекраснейших отражений, их лучшей версии себя, и они отдадут тебе все, что у них есть, и даже душу.
– Как же мне стать таким зеркалом? – спросил Маленький Дьявол.
– Для начала перестань отражать только себя.
Джим встал на своей могиле, высокий и мрачный, и торжественно протянул руку к Луне, как будто пытался положить ее себе на ладонь. Он начал декламировать, покачивая ногой в такт:
«Я встал, когда редела ночь. Поди ты прочь! Поди ты прочь! О чем ты молишься, поклоны кладя пред капищем Мамоны? Я был немало удивлен. Я думал – это Божий трон…» Ты любишь Уильяма Блейка? Жаль, что он заперт в другом аду.
Маленький Дьявол взглянул на небо и содрогнулся от того, что увидел там. Над их головами бушевал смерч, повсюду шумели, ликовали и дрались, все небо потемнело от нечисти, несущейся к воронке Пер-Лашез на карнавал к Безумному Рыбнику. Демоны мчались верхом на аспидах, василисках и химерах, реморах, левиафанах, вивернах и ехиднах. Духам ночи не было никакого дела до мира, который вот-вот мог обвалиться внутрь себя, вывернуться наизнанку, более того, их веселил этот размах, эта удаль, эта мощь разбушевавшейся стихии.
И над всем этим кошмарным действом сияла Луна, неуловимо прекрасная, как движение времен, чуждая войне стихий. Но как Джимми ни пытался, он не мог дотянуться до нее своими руками.
– Если бы я мог летать! – Джимми искривил рот с мягкими, как у ребенка, губами. – Если бы я мог летать!