Сквозь толщину стекла мирского
мне жизнь была видна
и я пытался снова, снова
узнать, чем есть она?
Но, резким блеском обдавая
сквозь мутный слой стекла,
мне жизнь, как точно сила злая,
увидеть не дала.
А всё, что красочно и мило
за гранью видел я,
то подлым ядом лишь травило
в тумане бытия.
Хотел умом я простодушным,
какой мне жизнью дан,
постичь в тумане жизни душном
сей жизненный обман.
Всегда забыться можно было
в себе и в мелочах,
но с вечной, злой, насущной силой
был смутным каждый шаг.
И миру дикого кривлянья
я, словно как назло,
придумал мир без подражанья,
где вольно и светло.
И этот мир мне кровлей близкой
служил, как будто сон,
а мир действительности склизкой
тогда мне был смешон.
И коль увижу я однажды,
что стёкол вроде нет,
и что способен я, как каждый,
смотреть на этот свет,
тогда пред мной, шумя грозою,
восстанет, молчалив,
тот свет, где жил я сам с собою
все чувства заглушив,
тогда уж станут стёкла злые,
стянув скупую гладь,
как тени жизни роковые
в уме моём стоять.
Пусть будет мир мой, будто тучей,
являть себя уму
и против жизни злой летучей
свидетельством ему.