Поездка обещала быть интересной. Пьер с детства увлекался историей, и Карелия с ее сказочной загадочностью привлекала его давно. А уж за компанию с привлекательной соседкой – тем более. Пьер украдкой любовался белой кожей ее руки, лежавшей на подлокотнике.
«Хороша! – подумал он. – Пальцы, как у пианистки».
– А кто вы по профессии, Софья? – пытаясь разговорить свою спутницу, спросил Пьер.
– Я музыкант. Фортепиано.
«Угадал», – подумал Пьер и улыбнулся.
***
Богдан Теофилович Златопольский, кандидат психологических наук и востребованный модный коуч, легко взлетел по ступенькам. Элегантно расправив полы щегольского кремового плаща, темноволосый, с ранней сединой на висках, импозантный мужчина сел на свое место, конечно, самое лучшее и безопасное в салоне – в первом ряду у прохода. До отправления оставалось немного времени и он, повернувшись вполоборота и чуть прищурив насмешливые глаза, оглядывал салон. «Вот так парочка – „Гусь и Гагарочка“! О, какая „Фифа в шляпке“, а рядом „Артист“, дальше „Пышка“… А это что за вихрастое „Чудо с техникой“? Ну и компания!» Раздав таким образом прозвища тем, кто уже был внутри, Богдан Теофилович повернулся вперед и откинулся на сиденье. «А это, наверное, наш экскурсовод. Ого, какие мы серьезные!»
Процесс поиска подходящего меткого сравнения для элегантной дамы-экскурсовода был грубо нарушен настойчивым и скрипучим старческим голосом.
***
Опираясь на палочку, в салон автобуса медленно и неуклюже поднялся седой пенсионер.
– Здравия желаю! Прохор Гурьевич Горобец, – прокашлявшись, поздоровался ветеран и расправил на груди ордена с медалями. Взглянул на билет. Тащиться в хвост салона не улыбалось.
– Вот администрация поездочкой наградила. Уважает ветеранов! – приосанился новый пассажир. – Может, и ты, мил-человек, уважишь старика? – остановился он напротив франтоватого мужчины, развалившегося в кресле за водительской кабиной. – Уступи местечко, сынок. Несподручно мне с раненой ногою-то ковылять.
– Дедуль, вот сюда, к окошку двигай, будешь окрестности обозревать, – подобрав ноги, Богдан Теофилович снисходительно указал на сиденье рядом.
– Нет, милок, сам можешь глазеть и обозревать. А мне надо поберечься. Мало ли что! Я зря что ли кровь на фронтах проливал? Жизни своей не щадил, чтобы сейчас мне черной неблагодарностью платили?