…После второго тура она поймала его за кулисами, усадила на плюшевый пыльный пуф, и, захлёбываясь, сжимая холодные, влажные от пота пальцы бормотала:
– Спина прямая, плечи расправлены, изгиб рук изящный, как у балерины, шея лебединая… Я смотрела на тебя из боковой ложи, Алекс, и думала: ты ли это? Совсем кавалер, Алекс… Совсем скрипач.
…После третьего тура она отпаивала его чаем в гостинице, где финалистам выделили целый этаж. Сашку била дрожь, и он всё спрашивал:
– Вторая? Ведь вторая же, Клара Игоревна?
– Вторая, Алекс! Пей, отогревайся… Ещё простыть не хватало, – едва сдерживаясь, говорила она, а пузырь счастья всё надувался внутри, давил на голосовые связки, делая голос сиплым, дрожащим.
– Вторая же, да?
– Вторая. Вторая! Вторая премия, Алекс! Пей…
***
Хоть Клара и говорила, что ученики её пойдут в консерваторию только через её труп, Сашка пошёл. Они разругались страшно. Он уехал, так и не получив её благословения, и год спустя не без страха стучал в знакомую дверь.
В кабинете визгливо замолкла скрипка, шаркал стул за учительским столом. Клара знакомым, летящим шагом подошла к дверям.
– Ольга Евгеньевна, чего тако… Ой! Алекс! Алекс… Проходи…
Она быстро свернула урок с белобрысой девочкой, с любопытством глазевшей из-под чёлки, выписала ей домашку и, напутствуя «Мизинец! Мизинец на грифе!», отпустила восвояси.
– Какая вы красивая! – вместо приветствия нервно произнёс Сашка.
Клара, смутившись, одёрнула тёмное с искрой платье.
– Сегодня играем в администрации… Сколько лет, сколько зим, Алекс! Не звонил, не писал…
– Так я думал… Клара Игоревна!.. Закрыл сессию – и сразу к вам… Вы сердитесь ещё?
– Алекс… – выдохнула она, пожимая его веснушчатую руку обеими своими. – Как ты там? Рассказывай!
Он некоторое время молчал, успокаиваясь, собираясь с мыслями. Провёл пальцем по лакировке скрипки, сел на привычное место у стола – неожиданно долговязый, не знающий, куда деть длиннющие ноги. Огляделся:
– Я смотрю, всё как прежде?
– Время у нас не торопится. – Клара притворила дверь, села на учительское место, украдкой глянув в зеркальную дверцу шкафа. – Тебе ли не помнить, музыке надо учиться…
– Долго и вдумчиво, – со смешком подхватил он. Наткнулся взглядом на свою грамоту за Чайковского.
– До сих пор храните?
– А как же. Такие грамоты у педагога случаются раз в карьеру.