– Ах, оставьте меня, я читаю, – раздраженно ответила мне Зоя и бросила трубку.
Тогда я сел на скамейку у подъезда и стал ждать. Я просидел там всю ночь, до утра. Мимо по проспекту проплывали клочья влажного тумана, а в кустах акации оглушительно трещали цикады. Не происходило решительно ничего. Ни одна живая душа не вышла из подъезда, и никто не зашел с улицы. Разве что, ближе к утру, окна Зойкиной квартиры одно за другим ярко зажглись, словно кто-то быстро прошел по комнатам, включая везде верхний свет. Это, собственно, все. Потом помнится, я немного прикорнул, а когда очнулся, уже рассвело. Я сидел на скамейки у подъезда продрогший, в сыром от тумана плаще и слышал, как просыпается старый дом. Вот, у кого-то на кухне заиграли позывные радиостанции «Маяк», а вот, кто-то включил электробритву. Потом пришел дворник в фартуке с бляхой и с метлой. Дверь подъезда то и дело отворялась, выплевывая спешащих на работу аргентинцев. Я вежливо со всеми здоровался. Потом во двор заглянул жестянщик, потом точильщик, потом кукольник со своим Петрушкой, потом барахольщик, а после ни свет, ни зоря явились судебные приставы. Свет в окнах у Зои по-прежнему горел. Взглянув на небо, я заметил, что собирается дождик, а я, как на грех не взял зонта. Тогда я поднялся с лавки и пошел к себе в контору. Там я лег спать на этот самый диванчик и спал, пока по мою душу не заявились крутые копы.
– Что-то еще? – спрашивает лейтенант Данди печальным голосом, сделав при этом брови домиком. Картинка, я вам доложу, уморительная.
– Да, нет, вроде всё. Как на духу, офицер.
Копы переглядываются.
– Может, просто позабыл, – говорит сержант Том. – Ночь у паренька хлопотливая выдалась, закрутился.
– И память девичья, – цедит сквозь зубы лейтенант.
О чем это они? В голову ничего путного не приходит. Чувствую себя идиотом.
– В твою контору ночью звонили, – нисходит до меня Том, – На телефонной станции отследили звонок из заброшенного пакгауза в старом порту. Ты с кем там балакал, че? С бомжами? С контрабандистами? Давай, че, колись!
И точно девичья память. Был же еще этот странный звонок.
– Извини, – говорю, – запамятовал. Верно, был звонок. Я уже стоял в дверях, когда зазвонил телефон…
Я стою на пороге и берусь рукой за тулью шляпы, висящую на вешалке, когда в тишине пустой конторы оглушительно звякает телефон. Звякает раз, другой и третий. Настойчиво так звякает. И я, нахлобучив шляпу на макушку, бреду обратно к столу.