– Мамаш, узнай про Крушинину, – вытянул он шею, боясь остаться незамеченным в образовавшейся суматохе.
Нянька, молча, слазила в свой карман и сунула ему что-то в ладонь. Василий растеряно поморгал ресницами и лишь, потом понял, что она дала ему телефон отделения.
– Зинаида Прокопьевна! – молоденькая студентка постучала в родзал. Доктор недовольная, что ей мешают, повернула вспотевшее лицо и сверкнула глазами на девушку:
– Что случилось?
– Там муж Крушининой звонит, спрашивает, родила ли? – и студентка бросила вопросительный взгляд на розовое тельце, около которого хлопотали врачи.
– Милочка! – грозно выкрикнула Зинаида Прокопьевна, не зная, куда деть свою досаду, но сдержалась, – Уйдите! Все звонки после двух!
Девчонка, чуть не плача подошла к аппарату:
– Позвоните позже!
Василий бросил трубку так, что та зазвенела.
– Порядочки!
Напротив больницы, зеленея шторами, стояло небольшое кафе. Василий крепко выругался и направился к нему, решив обождать там. Только, он переступил через порог, как хрипатый голос громыхнул на весь зал:
– Васька! Бес рыжий!
Дядька Прохор и его сосед Колька стояли за столом, распивая бутылку
”Жигулевского”.
– Здорово! – подошел к ним Василий.
– Привет! Что это ты тут околачиваешься?
– Да, Анька рожает, – тряхнул Василий головой в сторону роддома.
– Ну, молодцы! Быстро у вас получилось, – хлопнул Прохор его по плечу.
Колька поставил стакан на стол и скосил глаза, поблескивая черными злыми зрачками.
Василий, усталый не заметил этого взгляда, брякнул громадные, жилистые руки на стол.
– Тюрьма какая-то, а не больница. Дознаться, и то нельзя…
– Ничего, – потягивая пиво, – успокаивал Прохор, – Анна – баба крепкая, сдюжит.
Колька, тем временем молчал, настороженно ловя взгляды Василия.
– А мы с Николкой картошку возили. Враз продали. Вот бабам подарки, – стукнул он ногой по рюкзаку, стоявшему около стола.
– Не пыли тряпьем, – оборвал его пьянеющий приятель, – Тут тебе не деревня…
– О-о-о, шибко культурный выискался, – нахохлился, передразнивая его, мужчина, и обращаясь уже к Ваське, спросил, – Налить?– заговорчески заглядывая при этом в голубые, устремленные мимо него глаза.
– Нет, не буду…, – отмахнулся тот.
– А, может, покрепче чего, нервишки успокоить? – не отступал Прохор, и склонился к самым рыжим усам Василия, обдавая их трепетно-ароматным запахом пива.