Мы помним Рейнов! И вуаль,
Дана вовек врага востока!
За родом Корвус поднял сталь
Далёкий предок девы этой.
О том восток не забывал,
Ещё горит в душе вендеттой,
Ещё отмщения желал!
Но вопреки тому сей герцог,
Любовью дерзкою пылал.
Любил глаза, о этот синий,
Оттенок моря глубины,
О эта кожа, что и иней,
Смущеньем крывшая, спины,
О гордый стан её, и воля,
И даже гордость ей даны.
Черты те тонкие обличья,
И пусть года берут своё,
Но не найти в тебе отличья,
Как десять лет назад её,
Ты повстречавший, эти чувства,
Вовек спасение твоё.
На ложе Эльза восседая,
А на коленях был ваш сын,
С тобою схожесть, и такая,
Судьба из рода всех мужчин,
Глаза от матери снискавший,
Глаза то запада равнин.
О Бьорне слушавший балладу,
О Храбрый Бьорн, что поразил,
Что бросил вызов льду и граду,
Был Armunglord в руках, убил,
Он великана, что посмевший,
Грозить востоку и ступил
Он для того во скал вершины,
Гирдмир там прятался от стрел,
Десятки с ним и те мужчины,
Погибли с честью и средь тел,
Из сил последних Бьорн сражался,
Гирдмира он сразить сумел.
В чертоги герцог заходящий,
И гласом встреченный во миг:
«Отец!» – и дланями объявший,
Твой сын, Алард, и детский лик,
Его сияет и безвольно,
К нему и сам тогда приник.
И Эльза вставшая, приникнет,
Той дланью тонкою к плечу,
И герцог тем тепло постигнет:
«Скрываю многое, молчу,
Но, без сомнения, признаюсь,
Навек остаться здесь хочу».
Но прежде чем сказать сумевший,
Слуга стучавший в эту дверь,
И блюдо, кубок, пар белевший,
То травы сонные. «Доверь,
Нам остальное, – скажет Эльза, -
А ты познай покой теперь».
Испивший после и средь ложа,
Своё пристанище нашёл.
«Его опять бледнее кожа,
Неужто рок отца тяжёл?
Я улыбаюсь, ты сказала,
Я сын достойный», – и обвёл
Атланта спящего сын взором.
«Он прилагает столь сил,
Чтоб не покрыть себя позором,
Но я всё ведаю, следил,
Отец страдает, мы бессильны».
«Покуда ты, Алард, хранил
Надежду тела исцеленья,
И лик тревоги что лишён,
Нам то достаточно, сомненья,
Отбрось, взываю, ведь силён,
Отец твой духом», – герцогиней,
Был сыну дар в ответ вручён.
Но благородно хоть звучавший,
Клокочет страх в её груди,
А ветер северный кричавший,
И гул рождается среди,
Сих окон башни, о взываю,
О Смерть же Бледная, уйди.
«Те земли Nelm я называю,
Где обретает род людской,
То «Колыбель», и я питаю,
Отраду чувства, что земной,
Есть путь стремления, познанья,