Но обращая время в прах,
Вне перемен застыло место,
Во неизменных сих чертах.
И тот тюремщик, сей мужчина,
К тому бархану путь избрал,
И что за странная картина?
Ведь дверь гранитную являл,
И во темницу ход скрывает,
Он рядом севший, и обнял
Свои колени: «Я вернулся,
К темнице проклятым чертам.
К народу смертному тянулся,
То моя цель, моим глазам,
Открыты жизни их и бремя,
Отец, внимаешь ли словам?»
И за гранита сей преградой,
Один скрывается во тьме:
«Рази меня своей тирадой,
Но всё единое в тюрьме,
Лишённый зрения от мрака,
И помутнение в уме.
Я забываю остальное,
И даже голос твой, мой сын,
Отныне чуждое земное,
Во мраке вечности один,
И лишь слова твои отрада,
И я не помнивший причин.
Зачем я здесь? Не вопрошаю,
Причин не помню, помнишь ты?»
«Прости, отец, как не терзаю,
Но во былое все мосты,
Я есть утративший за вечность,
И все усилия пусты».
«О мой тюремщик, ты внимавший,
И ты есть проклятый как я,
Но дар я помню! Имя давший,
Одна награда мне! Нельзя,
Клянусь, забыть я не посмею,
Награда вечная, твоя.
Kairm ты слово произнёсший,
И я ответивший душой!
То «Раб» в значении, что нёсший,
Невзгоды бремя и покой,
Есть нечто чуждое и это,
Столь ощущаемо здесь мной.
Во четырёх я камня стенах,
Во сих объятьях темноты,
Моя извечна кровь во венах,
И все значения пусты,
Моих деяний и решений,
За гранью вечной сей плиты.
И Каин, имя, и зовущий,
Я узник бремени судьбы,
Вне перемен я жизнь ведущий,
И не являю я борьбы,
Года я только провожавший,
Такие ль все они, рабы?»
«За всех сказать я не посмею,
Но передал ты верно суть.
Кто отрицал саму идею,
И не желающий шагнуть,
Страданья данностью считавший,
И видит в том единый путь.
Но то души есть состоянье,
То есть смирение, оно,
Собой затмит иных сиянье,
И раб глаголет, суждено!
А если так, к чему бороться,
Конец известный и давно.
И, мой отец, тебя оставил,
Средь смертных я шагал племён,
Искать ответ себя заставил.
Коль человек, что прокажён,
Проклятьем смерти увяданья,
Так отчего тогда силён?
С улыбкой он рассвет встречая,
Но продолжает умирать,
То племя смертное, и злая,
Над ним страдания печать,
Так почему они стремились,
Безумьем разума ли звать?
Иль нечто большее скрывалось,
Но не способный я понять?
Ответ был рядом и казалось,
Ещё немного! И объять,
Их жизней суть душой готовый,
О племя, проклятых терять!
Урок, мне кажется, остался,
Что не дано нам уяснить,