Натан проявил достаточно благожелательности и радушия, держался спокойно и уверенно, мне было приятно находиться на его территории. Этот человек казался интеллигентным, опытным, уверенным в себе; его детище и то, что он из него сделал, не могли не вызывать уважение. Но я по своему опыту знал, что никогда не стоит делать поспешных выводов. Как бы там ни было, в таком красивом и спокойном месте, как оказалось, бушевали нешуточные страсти, и я надеялся выяснить, что послужило причиной столь сильной ненависти со стороны этого Семена к новичку. Мне хотелось верить, что хозяину действительно не удалось выяснить это. Но я не удивился бы, если бы от меня это попросту скрыли из дипломатических соображений. Или политических, или деловых. Или Бог знает, каких еще.
*
Прошло еще немного времени. Я бесстрашно сражался с турками на стороне армии Петра. Турки все-таки решили выйти из укрытия и, как только казаки уснули вповалку в моем номере, переплыли Дон на своих чалах и ползком по набережной добрались до стен Императорского зала. Там, внутри, под огромными окнами, в которых, почему-то, отсутствовали стекла, расположились казаки. Петр Первый, лежащий в засаде рядом со мной, щелкнул затвором Калашникова и шепотом сказал, что повелевает кричать «Ура».
Этот громогласный крик потряс стены. Я вместе со всеми выскочил из укрытия и бросил в удирающих турок первое, что попалось мне под руку. Потом еще раз и еще. Каждый раз мой удар достигал цели, и сражённые враги падали в воду. Когда набережная опустела, и крики затихли, мне стало интересно, чем это я так искусно кидал во врага. Каково же было мое удивление, что оружием оказался кинжал, который я снял с оружейного ковра, когда собирался в свой поход. На острие его вначале чистого блестящего клинка вдруг показались капли крови, потом она потекла густыми красными ручьями, по клинку, рукоятке, прямо мне на руку. Я вскрикнул, выронил его и проснулся в холодном поту, но ощущая себя практически казаком.
На часах было без пятнадцати одиннадцать. Спать больше не хотелось, и я, пребывая еще во власти своих грез, решил выйти на воздух. Мой номер находился на четвертом этаже гостиницы, прямо напротив лифта, и обширный балкон из гостиной выходил прямо на ресторан и на Старую Мельницу. Верно, люди ужинают в тамошних зимних залах. Завтра попрошу Арину показать мне их. Слева поблескивали воды Тихого Дона. Удивительное все-таки место. Неужели судьба привела меня сюда, чтобы я мог получить ответы на давно забытые вопросы? Боже, да я сплю наяву. Я помотал головой и, опершись на перила, стал смотреть на реку, втягивая ноздрями воздух. Ночной запах реки перемежался с другими: ароматы костра, жареного мяса (может это все-таки казаки жарят дичь для царя?) и другой еды смешивались с нотами свежераспустившейся зелени (о, волшебные ароматы весны!) и прочими, непривычными и новыми для меня. Их я встречаю и изучаю в каждой стране, где бываю, создавая для себя новые незабываемые образы и ассоциации. Так я стоял, внимая ресторанной суете внизу, наслаждаясь своим одиночеством среди этих звуков чужой весенней жизни. На палубе корабля находились люди, время от времени я видел вспышки камер. Сколько же людей поднимаются на этот фрегат, чтобы запечатлеть этот миг якобы сбывшейся мечты за штурвалом! А что творится здесь летом? Уже сейчас гости стремились выйти на воздух, там играла какая-то музыка, несмотря на то что было очень свежо. Легкие порывы холодного ветра со стороны реки не беспокоили меня, вызывая своими налетами лишь приятные мурашки на коже и заставляя трепетать от удовольствия в этой блаженной полудреме. Я повернулся к реке лицом и подумал об Арине: неужели она все еще там, среди этой суетной толпы, которая все убыстряла свой бег и шум, все больше заставляя меня верить, что я снова во сне. Как хорошо…