* * *
Близилась полночь, когда вывели жертву. Она была столь же полна и жирна как луна, она вопила истошным голосом – связанный по рукам и ногам толстый бородатый мужчина с удивительно белым телом, покрытым порослью густых черных волос и из-за этого казавшегося пушистым.
Он кричал очень громко. Так громко, что у прислужников, растягивавших его на распорках, заложило уши. Он богохульствовал на всех языках, говорах и наречиях многочисленных племен, собравшихся на моление. Он проклинал и призывал гибель и на Михра, и на Ма[5], и на совсем уж безобидную Анаит, на всех богов, божков, дэвов[6] и язатов[7], непотребно упомянул самого Ахура Мазду[8], а от него перешел к иудейским, каппадокийским, малоазиатским эллинским богам, от Яхве до Кибелы, от Зевса до Озириса? Вопли его гулко прокатывались под сводами храмов, отдавались в окрестных пещерах и возвращались назад, многократно отраженные и усиленные. Их почти не перекрывал гул громадного, в человечий рост гонга из красной меди и стрекот мелких каменных барабанчиков. Напротив, инструменты эти поразительно оттеняли поганую брань жертвы, придавая ей оттенок какого-то кощунственного гимна. Его подхватила сладостная трель лютен и флейт.
Услышав эти гнусные словоизвержения в столь совершенном сопровождении, высокий седовласый мужчина, стоявший на почетном месте на стене, неподалеку от священных изваянии, поморщился. От окружающих его отличал багряный плащ и расшитая золотом и убранная самоцветами накидка на голове – драгоценная диадема, по которой любой их тысяч подданных узнал бы своего царя Зармайра.
– Могли бы хоть язык ему вырвать – недовольно промолвил он, ни к кому не обращаясь.
– Не положено, государь, – ответил ему человек белом полотняном хитоне и бараньей шапке, верховный жрец Кабалы[9] Амзасп. – Жертва должна быть совершенно чистой, здоровой и неповрежденной. Только тогда она будет угодной Ма!
– Мне противно это, – вмешался в разговор юноша в богатой шелковой, с серебряной отделкой одежде, – не только колхи и иберы[10], не только армяне и парфяне, но даже арабы не приносят в жертву богам людей своего племени. Даже грязные аланы[11] приносят своим идолам лишь коней и пленников. Взгляни на маскутов, они и те смеются над нами.
– Ты слышишь?! – с гневом воскликнул жрец, схватив Зармайра за рукав. – Слышишь, что говорит твой сын, твой наследник, будущий царь албанского народа? Он ставит нас ниже скифов! Он топчет в грязи веру своих предков! А ведь я предупреждал, чтобы ты не отрывал его от себя, не отправлял учиться невесть чему у армян. Тиридат сделал из него армянина! Он молится поганым армянским и греческим богам, он…