Позже, в школьные и институтские годы, я периодически вызывалась на роль старосты. Вспышки паники, беспомощности, а за ними – неизбежная жестокость и гнев преследовали меня и тогда. Особенно, когда находился кто-то, кто бросал мне вызов или просто игнорировал меня, как когда-то моя сестра. Для меня это было, словно красная тряпка для быка в корриде. Я говорила себе: «Он меня не слушается! Я его уничтожу!» И бросалась в атаку с яростными и одновременно напуганными глазами. Раз за разом я проигрывала этот бой. А однажды я поняла, что мне не суждено быть руководителем. Меня не слушают, мне не подчиняются – значит, это не моё.
Тогда, приходя в школу, институт, а позже и на работу, я ненавидела тех учителей и руководителей, которые оказывали на меня хоть малейшее давление. Я дерзила в ответ и всем своим видом давала понять, что меня силой не возьмешь! Я бросала вызов непонятным правилам, ограничивающим мою свободу.
Я сознательно нарушала правила и, чем сильнее на меня давили, тем несноснее я становилась. Так, когда учителя в последнем классе школы поставили передо мной ультиматум: либо я надену сменную обувь, либо они меня не пустят на порог школы – я пришла в домашних тапочках со свисающими заячьими ушками. Сопротивляясь, я все же до конца не понимала, что меня больше всего раздражало в моих учителях и руководителях. Будучи гиперчувствительна к любому давлению со стороны, я совсем не замечала того, как жестко сама давлю на окружающих, в особенности, когда они делают не так, как я хочу. Я игнорировала это в себе и ненавидела в других.
Так как с менеджментом у меня не складывалось, я стала отдавать предпочтение экспертным должностям, на которых мне не надо было никем руководить. Так мне было легче сохранять баланс, не нервничать и быть эффективной. Наверное, это так и продолжалось бы, если бы десять лет назад мне не встретился руководитель, который полностью перевернул мое представление об управлении и лидерстве.
В отличие от других финансовых директоров, он не прикрывался маской серьезности, подчеркивая собственную важность. Напротив, приходя в офис, он одаривал нас обезоруживающей улыбкой. На пути в кабинет он успевал каждому сказать что-нибудь вдохновляющее, делая это неформально: ему искренне хотелось, чтобы команда состояла из счастливых улыбчивых людей. Меня такой настрой вводил в состояние ступора. Я не понимала, зачем?! Однако к хорошему быстро привыкаешь, и уже скоро мы в офисе стали чаще смеяться и шутить.