Тихий, неузнаваемо робкий, как бы даже ставший занимать меньше места в пространстве, рабби Хаим подошел к дому Ари.
– Продолжай осенять меня крылом своим, не прогоняй от благодатного источника, дай мне возможность очиститься от духовной грязи, которую я ощущаю на себе, точно змеиную шкуру, – сказал он, пав к ногам учителя и целуя их. – Помоги моей душе исправиться и не отвергай ме – ня, несмотря на грехи мои!
– Встань, – спокойно ответил Ари. – На Небесах было решено, чтобы я никогда уже не брал тебя в ученики за те муки, которые ты доставил мне, и не только мне, отказываясь прийти и учиться у меня все это время. Однако…
Рабби Хаим замер в предчувствии доброго финала.
– Однако твое искреннее раскаяние изменило приговор, – продолжал Ари, – недаром повергся ты в прах, постился и плакал.
Оживший и обрадованный, пришел рабби Хаим на урок и был принят в круг учащихся. Прежним товарищам, знавшим его до того, как он ушел в Дамаск, было ясно, что его положение – особое и недаром наставник усадил его по правую руку от себя: ведь и при р. Моше Кордоверо он считался избранным учеником.
Время, отпущенное АРИ для земной жизни, было коротко, и, зная это, он вскоре счел нужным раскрыть рабби Хаиму глаза на некоторые важные обстоятельства.
…Горы вокруг Цфата и сам город застилал туман, обычный для дождливой галилейской зимы. Туман шел белесыми полосами, которые то тут, то там разрывал ветер. В одном месте выглядывала верхушка горы, утопавшей в серой туче, в другом – и низ, и верх горы сливались с туманом, и лишь середина ее ясно была видна и казалась подвешенной в пустоте. Домов было не видать совсем, ветер хлопал невидимыми ставнями. Воздух был свежим и не холодным, в нем летали капли дождя. Когда порывы ветра стихали, становилось даже тепло. На склоне горы, где еще сохранилась пожухлая трава, мычали коровы, скрытые глухим туманом.
Учитель и ученик миновали стоявшую у края дороги скотобойню и стали спускаться к сефардской синагоге «Гилуй Элияу а-Нави».
Рабби Хаим знал город, ибо родился в нем (его родителям еще в итальянской провинции Калабрия, где они раньше жили, некий праведник по имени рабби Хаим Ашкенази предсказал, что, если они переедут в Цфат, то там у них через два года родится сын; поэтому и назвали родившегося ребенка Хаимом, как просил тот праведник, чье пророчество в точности исполнилось). А что касается АРИ, то он ощущал Цфат так, как только может человек узнать и полюбить город более чем за полгода пребывания в нем. Тем более, что город-то был совсем маленький. Здесь, у склона горы, плавно переходящего в кладбище, он кончался. Тут же неподалеку была и миквэ – естественный водоем с родниковой водой, в который каждое утро погружались те, кто дорожил духовной чистотой…