Отец и сын - страница 2

Шрифт
Интервал


– Вот гляжу я на вас, таких молодых да веселых, и мне тако же радостно, но не токмо потому, что веселюся здесь вместе с вами. Но и потому, что спущен на воду еще один кораблик. И хотя не велика посудинка – в двадцать пушечек всего, а я – все равно рад. И вы, мои товарищи, чаю, тоже рады…

Давным-давно, лет, может, пятнадцати от роду, или даже меньше, читал я Несторову летопись. Из ней и вызнал, как один из начальных князей наших, именем Олег посылал ладьи свои на Царьград. И вот, с того детского времени и засело у меня в голове – здесь Его Царское Величество простецки постучал кулаком себя по лбу, вызвав веселое оживление за столом, – засело у меня в голове, повторил он, – море.

Сначала вельми хотел стать освободителем Царьграда от басурман. А когда по милости Божией, чрез препоны диавольские царем-таки стал, довел до меня Господь, что государству Нашему без моря – никак не можно. Никак не можно. А шведы, да турки, да крымчаки пред глазами русскими препрочный занавес задернули и тем со всем светом, почитай, коммуникацию пресекли! – В этом месте Петр поднял голос до крика даже, в коем явно слышалась злоба.

Царь взял паузу, а помолчав – продолжал спокойно и уверенно:

– И пришлося нам, грешным воевать. Какие ужасы адовы кромешные у нас с вами при этом произошли, нынче говорить много нечего. Сами все ведаете. А в наше время – я в конечной виктории над шведом не сумлеваюсь! Потому что сейчас у нас есть Кронштадт, где мы сидим и вино пьем; есть и Санкт-Питербурх; потому что русскою храбростию взяты Рига и Ревель; потому что мы сами корабли уже строим и крепко можем защищать себя на море. И потому что Невою к нам заходят суда и из Европы; а коли даст Бог, то построим и канал великий Ладожский; так Волгою в Санкт-Питербурх торговать к нам и азияты прийдут…

Петр поднял было бокал, хотел, видимо, тост провозгласить, но слушатели его повскакивали с мест, закричали «Виват!» и «Ура!» и царь посчитал, скорее всего, тост свой излишним: и так, мол, все ясно. Отпил он из бокала глоточек, сел, и стал, значит, закусывать. И его сотрапезники – тоже. В помещении установилася почти что полный штиль; все сосредоточились на еде. Редко где только звякнет кто-нибудь прибором.

4

И вот в такой-то тишине раздался вдруг… плач. Настоящий громкий плач. Это было… более чем удивительно! Среди веселого пира – слезы, да какие! Не скрывая лица, белугой ревел лейтенант Семен Мишуков.