Остаток той ночи и следующие три дня дышать ей помогала машина. Пикали мониторы. Медсестры мыли ее и переворачивали. А я гребла на каноэ к термальному источнику, блаженствовала в его темной воде, нюхала растущую вокруг дикую мяту. Я ставила лагерь и собирала палатку, загорала, ела кукурузные лепешки, собирала голубику. Все это время моя семья пыталась меня отыскать. Они оставляли мне сообщения на домашнем и мобильном телефоне, в Facebook. Но я была слишком далеко от ближайшей вышки связи.
Двоюродный брат, Натан, был во время той поездки моим контактом на случай чрезвычайной ситуации. Он биолог, работал в Управлении рыболовства, – и, к счастью, в это время лосось уже поднимался по реке. К утру понедельника Натан смог добраться до сторожевого поста Управления рыболовства, находящегося на берегу Стикина, реки, по которой мы спускались. Он знал наш маршрут и знал, что мы должны провести вечер воскресенья и вечер понедельника в палаточном лагере в Провинциальном парке Грейт-Глейшер (это единственная официальная, обустроенная, площадка для лагеря, которой мы воспользовались в ходе поездки, и единственный раз, когда мы дважды ночевали на одном месте). В понедельник, пока мы перетаскивали каноэ по узкой, плотно заросшей тропе к ледниковому озеру, пересекали его, чтобы подобраться к крутой стене ледника, и, задрав головы, разглядывали бело-голубые губчатые ледяные складки, сотрудник Управления рыболовства приплыл на моторной лодке и нашел наш лагерь. На столе для пикника, под натянутым нами брезентом, он оставил придавленную камнем записку: ЕВА ХОЛЛАНД, СРОЧНО СВЯЖИТЕСЬ С НАТАНОМ ПО ПОВОДУ ВАШЕЙ МАТЕРИ.
Я была среди тех, кто вернулся в лагерь позже всех. Мы с Кэрри несли на плечах ее каноэ, я шла первая (и видела только свою обувь и тропу), и тут впереди я услышала Райана. Странно спокойным, невыразительным голосом он попросил нас опустить каноэ. Потом протянул мне непромокаемый чехол, в котором был наш спутниковый телефон (его мы доставали только в чрезвычайных ситуациях), и сказал, что мне нужно позвонить Натану. Сначала я пришла в замешательство, остатки моего хорошего настроения от того, что мы с Кэрри преодолели порог (и сократили расстояние волока на несколько сотен метров), медленно улетучивались, а беспокойство росло. Но, когда я увидела записку, мир замер. Этого момента я боялась очень давно, и теперь я знала, что он настал.