– Почему Вейри такая странная?
– Ну, ведь она пожилая дама – и, уж конечно, не молодеет. В таком возрасте многие становятся странными. Ох уж любит она поболтать, впрочем, как и все, кто здесь живет.
Перестав слушать, Билли бежит через пустую дорогу, но Лорен обгоняет его. Мальчик швыряет ей в спину арахис. Она поднимает орешки с холодной земли и на бегу бросает их через плечо. Кирсти, немного отстав от детей, велит им остановиться.
– Ну ты и зомби! – кричит Лорен.
– Она мой заклятый враг, – вторит Билли.
Льюис начинает хныкать. Его костюм динозавра испачкался, весь в соплях.
– Пойдем, – говорит Кирсти. – Тебе не понравилась шутка, ну что ты, малыш? – Хныканье перерастает в крик, и она поднимает голову, глядя на фургон Найла, размытый в пятне света от телефонной будки. – Послушайте, ребята, идите-ка вперед. Он не любит холода, поэтому мы пойдем и погреемся у Найла. Давай-ка, пошли!
Лорен жует губу.
– Ступайте к Анджеле, это не так уж далеко отсюда.
– А папа придет? – спрашивает Лорен.
– Ты же знаешь, что он не самый большой ее поклонник. Не бойся. Она не кусается.
Оставшись одни, Лорен и Билли приближаются к третьему дому, спрятанному на узкой проселочной дороге среди деревьев. Они проходят через открытые черные ворота и поднимаются по извилистой подъездной дорожке, утопая ногами в крошечной гальке, украденной с местного пляжа. По обе стороны от дома гнутся на ветру тощие березки.
Дверь открывают Анджела и Малкольм Уокеры. Оба в мягких просторных рубашках, стоят, прислонившись к каменной стене. Они одновременно оглядываются через плечо и кричат куда-то вглубь темного коридора:
– Анн-Мари!
Анн-Мари Уокер недавно вернулась домой из школы-интерната. Ей шестнадцать лет, у нее бледная кожа, темные, как у отца, глаза и волосы цвета школьных туфель. В ее левой ноздре блестит серебряная сережка.
– Ты коротко подстриглась, – замечает Лорен, останавливаясь у перегруженной одеждой вешалки. Она не знала, что мальчишеская стрижка может так хорошо выглядеть. Когда Анн-Мари поворачивает голову Лорен судорожно пересчитывает количество сережек у нее в правом ухе, невольно прикасаясь к своему собственному.
– Она не носит их во время учебы в интернате, – говорит Анджела Уокер. Она растягивает гласные, как все англичане, хотя в Англии никогда не жила.