Я побросала горошинки в пластмассовый лоток из-под маргарина Rama, наполненный землей, и выставила драгоценность на подоконник. Принялась следить за посадками с той неистовостью, с которой только и можно схватиться за последнюю бессмысленную надежду. Горошинки оказались насмешницами: из земли проклюнулись лишь два росточка. Третий же совершенно не хотел высовываться!
Соседки тоже то и дело как бы невзначай заглядывали в мой выгороженный угол и всматривались в лоточек из-под Rama, но ничего не говорили. Не хотели выносить окончательный вердикт: обломайся! Потому что все жительницы нашей комнаты отличались повышенной деликатностью. Например, если кто-то из четырех привозил из дома настоящие продукты и принимался варить курицу, жарить картошечку или (неслыханно!) котлетки, то все остальные очень вежливо и предусмотрительно выходили в коридор и садились у окна курить, уткнувшись в бессмертные литературные произведения. И возвращались к себе минут через сорок, когда запах еды успевал выветриться: кулинарка дня учтиво проветривала помещение, закончив трапезу.
Все остальное время мы ели одно и то же: рис с маргарином, гречку с маргарином, макароны с маргарином. Мясо, фрукты, настоящее сливочное масло и сладости были нам не по карману.
Мама рассказывала, что в годы ее молодости, когда она училась в пединституте, девочки в общежитии тоже привозили из дома продукты. Но тогда они все садились за общий стол и съедали припасы коллективно. В наше время так поступать уже было не принято. Но зато было принято деликатно отворачиваться как от чужих пиршеств, так и от чужих катастроф.
Что же за желание я загадала, сея горох? Наверное, более трезвомыслящий и взрослый человек на моем месте пожелал бы что-нибудь вроде достатка или даже богатства (ведь я была так бедна, что порой приходилось воровать еду в супермаркете, просто чтобы не падать в голодные обмороки). Но мне было всего восемнадцать и больше, чем хлеба, хотелось любви. Взаимной. Половина задачи была решена: сама я уже втюрилась в офигенно красивого парня с длинными музыкальными пальцами, бесконечно добрыми глазами и постоянной тихой улыбкой на лице. Не то чтобы ему все нравилось – просто его ничто не возмущало. Такая спокойная понимающая улыбка бывает у очень сильных и надежных людей, которые знают, что справятся со всем, что бы ни случилось. Если бы рядом оказались подсолнухи, то они крутили бы головками, следуя за ним, а не за солнцем. Еще у Егора были длинные, как у девчонки, ресницы. И я загадала: «Чтобы он признался мне в любви».