Деб качает головой: «Можно я кое-что добавлю? Причина, по которой мужу понадобилась терапия, состояла в том, что я вернулась на работу. В наших отношениях всегда остро стоял вопрос контроля, но на деле ни один из нас не осознавал, насколько сильно Роб старался управлять мною, пока я не предприняла нечто, что было вне его власти. Через три недели после того, как я начала работать, у него случился нервный срыв. Он быстро похудел на пятнадцать килограммов, постоянно испытывал тревогу, страдал от панических атак, пристрастился к ксанаксу[11] и стал думать о самоубийстве. Он совсем расклеился, и поэтому ему пришлось обратиться к психологу». Роб тихо кивает.
Во время первого сеанса терапии мужчина прошел длинный опрос. Нужно было ответить, повышает ли он голос, кричит ли, кидает или разбивает вещи, оскорбляет ли жену, ругается ли нецензурно. Вопрос был сформулирован именно так: «кидаете ли вы что-то в жену», а не «бьете ли ее». На все вопросы он ответил положительно. «Затем доктор подошел к одному из ящиков в своем рабочем кабинете, – вспоминает Роб, – и достал оттуда лист формата A4, на котором был заголовок: “Цикл насилия”. Он положил его на стол и сказал: “Вот что с вами происходит. Это то, что мы называем домашним насилием”».
На этом закончился первый сеанс. На прощание психолог-консультант сказал Робу: «Возьмите этот список с собой и обсудите с женой», а тот подумал про себя: «А вот это – не лучшая идея…» Он не поднимал на нее руку, но при этом вел себя как типичный абьюзер: постоянно критиковал и запугивал, пытался не пустить на работу, препятствовал встречам с друзьями и родственниками, полностью контролировал ее банковские счета. Нападки не всегда были открытыми. Иногда они принимали форму насмешки или просто шутки, но всегда оказывались унизительными для Деб. В критике постоянно содержался определенный посыл: муж в семье более важная фигура, чем жена; она должна его обслуживать. Единственное, что отличало Роба от всех прочих домашних тиранов, – не потребовалось принуждать его пройти терапию.
Поначалу Роб припрятал тот листок бумаги. «А потом я подумал: упомяну об этом как-нибудь вскользь, – рассказывает он. – Но когда я завел этот разговор, ситуация обострилась, потому что вдруг Деб осознала, что происходит. У нас обоих будто открылись глаза».